Середина русского средневековья — апрель 1185 года. Поход Новгород-Северского князя Игоря Святославича в половецкие степи. Несмотря на поражение русских и кажущуюся незначительность предприятия (в походе приняли участие всего четверо второстепенных князей из рода ольговичей), ему посвящена историческая песнь — знаменитое «Слово о полку Игореве». Куда и зачем шел Новгород-Северский князь? Информацию об этом можно отыскать не только в летописях, но и в тексте самого «Слова». Одна из характерных черт средневековых повествований — привязка действия к совершенно конкретной местности. Уже в самом начале дошедшего до нас текста Игорь объявляет «братьям и дружине» цель похода: «копне приломити конець поля Половецкого», «...а любо испити шеломомь Дону». Он хорошо сознает трудности, учитывает возможность «главу свою приложити». И автор, продолжая рассказ о замысле князя, обращается к Бояну, сквозному персонажу «Слова», с таким предложением: «О Бояне, соловию Стараго времени! абы ты сна плъкы ущекоталъ, скача, славию, по мыслену древу, летая умомъ подъ облакы, сеивая славы оба полы сего времени, рища в тропу Трояню чресъ поля на горы». А. Майков, а позднее Н. Заболоцкий фразу «Сеивая славы оба полы сего времени» перевели так: «С древней славой новую свивая» и «Нашу славу с дедовскою славой сочетал на долгие века». Оба поэта определение «оба полы» отнесли к «славе», хотя, вполне вероятно, оно относится к «времени». Воинская слава согласно воззрениям средневековой Евразии бессмертна. И Боян, быть может, не «свивал» славы, а «сеивал» (возможны оба прочтения) — засевал ею обе половины времени (прошлое и будущее), прошлого славой питая настоящее, чтобы она взошла в будущем. Но еще интереснее концовка предложения: «Рища в тропу Трояню чресъ поля на горы». Что это за «тропа» и почему она идет «через поля на горы»? Попытки отыскать ее в трудах исследователей «Слова» бесполезны. Но локализовать ее на местности не так трудно. И она действительно проходит «через поля на горы»! Возьмем карту и поищем населенные пункты, связанные со словом «Троян. Самый северный из них находится к юго-западу от Житомира, второй — в Румынии, юго-западнее Брэилы, третий — в Болгарии, на юго-западе от Тырнова. Называются эти местечки — Троянов, Траян и Троян. Первые два расположены на равнине, третье — в горах. Соединим их прямыми линиями. Оказывается, населенные пункты эти выстроились вдоль почти непрерывного шоссе, по которому, продвигаясь от Трояна на Пловдив, далее Хасково, Любимец на Эдирне, Хавша, Чорлу, Силиври, можно добраться до Стамбула. Он же Царьград или Константинополь... А противоположный конец прямой, соединяющей три наши опорные точки, упирается в Киев. И вдоль отрезка Киев — Троянов располагаются знаменитые Трояновы, или Змиевы, валы, тайна которых пока не раскрыта (см. «ТМ» № 8 за 1981 год). Таким образом, «тропа Трояна» — это объективно существующий сухопутный путь, идущий «через поля на горы». И это кратчайшая дорога от Киева на Константинополь. На столицу Византийской империи. И упоминание автора «Слова» о «тропе Трояна» можно расценивать как намек на большое военно-политическое значение предстоящей кампании, сравнимое, например, с важностью похода Олега на Царьград. Из «Слова» следует также, что Игорь Новгород-Северский решился на свое отважное предприятие после долгих и мучительных размышлений: «Истягну умь крепостию своею, и поостри сердца своего мужествомъ...» Поход не был и не мог быть авантюрой. Тем не менее основное содержание замысла Игоря осталось вне поля зрения историков. Рядовая, дескать, вылазка против половцев, цели называются самые разнообразные. Но если бы это был поход одного лишь Новгород-Северского князя! Нет, в кампании участвовали четыре князя и один боярин Ольстин Олексович со своими войсками. По меркам Западной Европы эти силы были весьма значительны: четыре феодально-рыцарских полка и полк легкой конницы, — да и район сбора очень велик. Расстояния до места сосредоточения — Путивля — от Чернигова, Новгород-Северского и Рыльска составляют соответственно 200, 120 и 70—100 км. А Буй-Тур Всеволод с курско-трубчевским ополчением соединился с главными силами в районе впадения реки Оскол в Северский Донец — в 320 км от Курска, 450 км от Трубчевска. Это произошло 4 мая — всего через два дня после прибытия туда главных сил! Учитывая сроки развертывания войск, сроки оповещения при существовавших тогда средствах связи, маршевые возможности рыцарской рати, необходимость обеспечения продовольствием людей и фуражом рыцарских боевых коней, нельзя не согласиться, что организация похода была просто великолепной. И конница и пехота после четырехсоткилометрового марша не только сохранили боеспособность, но нанесли сокрушительное поражение первой же группировке противника, оказавшейся на их пути! Но столь отлично организованное военное предприятие должно преследовать решительные цели. Всего-навсего «месть половцам»? Нет, скорее всего глубоко прав Б. Рыбаков, утверждавший, что Игорю и его соратникам не за что было мстить! С самых ранних лет Игорь — непременный участник всех внутридинастийных войн; он бился под знаменами ольговичей и Андрея Боголюбского против Ростиславичей мономаховичей, плечом к плечу с половцами. К 1185 году Новгород-Северский князь был уже почти 14 лет лично знаком со своим главным противником — Кончаком, а в 1186— 1187 годах породнился с ним. Любопытная деталь — в 1181 году они в одной лодке спасались от Рюрика Ростиславича. 1 марта. 1185 года, когда ополчение Рюрика и Святослава сражалось с «треклятым» Кончаком, в боевых порядках «поганых» значился... доблестный боярин Ольстин Олексович вместе со своим черниговским отрядом! А уже 23 апреля выступил из Путивля в составе Игоревой рати. Какая уж тут «месть»... Следует обратить внимание и на то, что еще в 1184 году Игорь, собрав примерно те же войска, пытался прорваться в глубь половецких степей. Поход сорвался неожиданно: после двухсоткилометрового марша из Путивля русские рыцари и пехотинцы встретились с отрядом Обовлы Костуковича, шедшего «воевать Русь». Обовла, правда, после первой же атаки русских рыцарей угодил в плен, однако Игорь почему-то отказался от дальнейшего продвижения в глубь вражеской территории. Не был ли тот поход просто «разведкой боем», прелюдией грядущей кампании? Кем был сам Игорь Новгород-Северский? Одним из второстепенных южнорусских князей. Он был ольговичем, к тому же младшим. А на северо-востоке и западе Русской земли процветали независимые от Киева Владимиро-Суздальское и Галицкое княжества. Первым из них правил бывший боевой товарищ Игоря, вторым — его тесть. Игорю, естественно, тоже хотелось величия и независимости. Кроме того, он имел законные наследственные права на бывшее Тмутараканское княжество. Однако замыслы князя сорвались: половцы были заранее оповещены о его выступлении. Автор «Слова» не указывает конкретно тех, кто выдал планы русского ополчения, зато, что немаловажно, говорит, где это происходило. «Дивъ кличетъ връху-древа, велить послушати земле незнаеме, Влъзе и поморию и посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе Тьмутороканьскый блъванъ». Оповещаются сначала дальние пункты, потом более близкие. Почти все они находятся на Крымском полуострове (Корсунь — современный Севастополь, Сурож — Судак, Тмутаракань — Тамань). А согласно Ипатьевскому своду ольговичи собираются окончить поход в Лукоморье — на побережье Азовского и Черного морей, как раз в зоне Керченского пролива! Успешное завершение такого предприятия могло бы вывести южную Русь из тупика внутренних войн, расширить территориальные границы федерации русских княжеств за устье Дона. В этом, видимо, и заключался генеральный, план Игоря Новгород-Северского. Да, он мог изменить политическую карту Европы и Руси еще в 1185 году, но... предводители половцев, заблаговременно оповещенные, успели сосредоточить на его пути превосходящие силы. Скорее всего войско Игоря в ходе трехдневного боя с легкой конницей неприятеля израсходовало весь боезапас стрел и было вынуждено капитулировать. Но потери русских были, вероятно, не столь велики, как об этом обычно пишут.
ШЕЛ К СИНЕМУ МОРЮ БОРИС ЗОТОВ, кандидат военных наук
Итак, чем же все-таки был поход Игоря? Второстепенным пограничным эпизодом, примером полководческой неумелости и политической незадачливости своевольного феодала? Или же смелой и широко задуманной военной операцией с далеко идущими целями? К работам, в которых отстаивается последняя точка зрения, относится и статья Д. Зенина. В качестве одного из доказательств, что Игорь вынашивал замысел именно дальнего похода, автор статьи указывает на те места «Слова», в которых говорится: «хощу копие преломити конець поля Половецкого», «а любо испити шеломомь Дону». Но и в песне и в летописях есть еще множество прямых, точных и ясных указаний на географические ориентиры, позволяющие достаточно уверенно судить о маршруте русского войска, вплоть до места его трагической гибели далеко за границей. Вчитываясь в текст «Слова»: «да позрим Синего Дону», «Игорь к Дону вой ведет», «Ольгово хороброе гнездо далече залетело», «черные тучи с моря идут», «стрелами с Дону Великого», «на реце Каяле у Дону Великого», «половцы идут от Дона и от моря», «в поле незнаема среди земли половецкие», — заметим, что этот красноречивый перечень можно расширить, он далеко не полон. А о чем говорят летописи? В списке «мниха Лаврентия» также есть указание на то, что Игорь вел свое войско к Дону. Ипатьевский список о Доне умалчивает, зато упоминает море, в котором «истопоша» значительная часть русской рати. Здесь уместно опять вспомнить «Слово»: «ся в море погрузиста» и «далече зайдя Сокол, птиц бья — к морю». Исследователи, которые ищут Каялу за сотни километров от моря, обычно ссылаются на то, что в древнерусской литературе морями довольно часто называют и озера. Понимая, что термин «море» может относиться лишь к достаточно крупным водоемам с непросматриваемым противоположным берегом и которых в бассейне Северного Донца нет и не было, они приводят примеры весенних половодий, когда «реки разливаются морями», достигая в ширину многих километров и создавая иллюзию морского простора. Однако гидрографические данные показывают, что в данном регионе в первой половине мая все реки имеют уже установившийся меженный уровень. Конечно же, год на год не приходится, и можно допустить, что в 1185 году весенний паводок был сильнее и произошел позднее обычного. Но что из этого следует? Только то, что поход в это время вообще не мог состояться: разлившиеся ледяными «морями» десяток рек (среди них полдюжины значительных) стали бы непреодолимыми преградами. И еще о морях-озерах. Ипатьевский летописец, повествуя о битве, упоминает, кроме моря, еще и озеро. Для него это разные объекты: озеро — небольшой водоем, «вкруг» которого шел Всеволод; «вокруг» моря не пойдешь... В знаменитом плаче Ярославны есть слова «в поле безводне», определенно указывающие на маловодную приазовскую степь. Итак, эта сторона дела ясна. Далее в своей статье Д. Зенин резонно полагает, что поход группы князей во главе с Игорем не следует считать авантюрой, набегом на беззащитные кочевья половцев с целью заурядного феодального грабежа. Не будем идеализировать Игоря: ясно одно — он сумел создать довольно крупный военно-политический союз ряда княжеств. Хотя черниговские и новгород-северские земли в те времена выставляли порой на поле брани свыше 20 тысяч воинов — в полтора-два раза больше, чем отправилось в поход 1185 года! — не будем забывать, что в нем участвовала исключительно конница. Ни в одном из источников нет сведений о пеших полках, да и сам характер похода, рассчитанного на быстрые действия против чрезвычайно мобильных степняков, требовал высокой подвижности наступающих сил. Было бы наивностью думать, что союз князей стал возможным только благодаря родственным связям его участников и организаторскому опыту Игоря, Настойчивость, с которой князья во главе с Игорем устремлялись к Дону еще до похода 1185 года и после него, говорит о других, более глубоких основах этого союза. Экономические и политические интересы князей, не имевших выхода к Днепру, были обращены на юго-восток, на сухопутное ответвление важнейшего торгового пути «из варяг в греки» и на удобные водные пути по Северскому Донцу, Дону и Синему (впоследствии Азовскому) морю, к богатому товарами Востоку, к Сурожу и заветной Тмутаракани. На тмутараканское княжение Игорь к тому же имел бесспорные наследственные права. Становится понятным, почему Игорь столь неохотно участвовал в совместных с киевскими князьями боевых действиях, а то и игнорировал их. В свою очередь, киевский великий князь Святослав был озабочен собственными проблемами и боролся с половцами, имея в виду прежде всего обеспечение безопасного плавания торговых караванов по Днепру. Более того, Святослав не хотел преследовать разбитых половцев и очищать от них Приазовье. Ведь в этом случае Тмутаракань доставалась его политическому сопернику — Игорю. А в том, что Святослав сам имел виды на Тмутаракань, не приходится сомневаться — несколькими годами позднее он грозил войной князьям рязанским, выставившим права «на некоторые волости тмутараканские. И хотя летописец вздыхает — мол, Святослав сам собирался идти к Дону «на все лето», не надо забывать, что записи велись под контролем власть имущих и ими редактировались. Очень возможно и такое: узнав о походе Игоря, именно Святослав дал знать об этом половцам, поскольку крупная победа Новгород-Северского князя и его овладение Тмутараканью могли пошатнуть великокняжеский престол. В целом же в сепаратизме Игоря и его союзников проявились объективные феодальные центробежные силы, закономерно приведшие Киевскую Русь к развалу всего через несколько десятилетий. Действия Игоря можно критиковать (восемь веков спустя это легко), но принижать их значение нет оснований, и тут Д. Зенин прав. Интересные же его мысли относительно «тропы Трояна» и других спорных и малоисследованных фрагментов «Слова» представляются все-таки не очень четко увязанными с основной идеей статьи. Например, по контексту «Слова» нетрудно установить, что под «тропой Трояна» подразумевается символическая дорога воинской славы, и не более того. Начало разбираемой Д. Зениным фразы ясно говорит о приемах воспевания ратных дел Бояна, «соловьем старого времени», затем эти приемы перечисляются, и концовка — «рища в тропу Трояню чрес поля на горы» — закономерно стоит в их ряду своеобразным литературным крещендо. Вряд ли для доказательства значимости похода необходимы ссылки на Западную Европу. Русско-половецкие войны имели свои особенности, например большую численность сражавшихся войск — свыше 50 тысяч. Масштаб задач и значимость похода убедительно доказывает отечественная история. Поражение Игоревой рати (вскоре после крупной победы 1 марта) настолько ослабило Русь, что немедленно начались нападения на русские земли, осада городов, разграбление сел. Так что отнести действия Игоря к числу второстепенных пограничных стычек никак нельзя. Требует отдельного рассмотрения вопрос о календарных сроках и датах похода. Приняв на веру предположения некоторых исследователей об окончании похода 12 мая, а не 5 мая, как это указано у Татищева, Д. Зенин отступил от свойственной ему манеры докапываться до истины собственными силами. Давайте разберемся. Летописец мог ошибиться в чем угодно, только не в дате окончания похода, а он называет второе воскресенье после пасхи. Нет, просчет более вероятен в другом — в деталях, в подробностях, в промежуточных датах, которые легче могли изгладиться и перепутаться в памяти тех, с чьих слов летописец записывал историю похода (заметим, что сведения «попали на перо» не ранее чем через несколько месяцев после событий). Попробуем восстановить календарную последовательность похода. Она (в обратном порядке) предстает в следующем виде:
5 мая — поражение русских на Калле у Дона; 4 мая — бой в окружении с неудачной попыткой отойти к Донцу; - 3 мая — успешный бой на Сюурли и длительное преследование половцев до ночи; 2 мая — выход к Сальнице, встреча с ранее высланной разведкой и принятие решения на ускоренный переход к Сюурли ночью; 1 мая — переправа через Донец объединившихся русских сил и начало движения к Сальнице.
Относительно того, чем занимались русские 1 мая, необходимы уточнения. Астрономия утверждает: солнечное затмение, которое произвело на участников похода сильнейшее впечатление, наблюдалось именно 1 мая, ближе к вечеру. Но Игорь со своими союзниками пренебрег грозным знамением природы и пересек Донец, о чем и упоминается в Ипатьевской летописи. Переправился он на половецкую сторону, естественно, уже объединившись с войсками Всеволода, подошедшими к месту слияния Оскола и Донца «иным путем». Значит, ожидать Всеволода Игорь мог только 30 апреля и 1 мая, а отсюда следует, что летописец ошибся, поведав о двухдневной стоянке Игоря после затмения. Такая неточность более вероятна, чем ошибка в дате окончания похода на целую неделю. И последнее, что предстоит выяснить: могло ли Игорево войско в три перехода (1—3 мая) достичь низовьев Дона и приблизиться к морю хотя бы на такое расстояние, чтобы с курганов или вершин холмов видеть синие водные просторы? От устья Оскола до берега моря по дорогам около 260 км, следовательно, необходимо было преодолевать по 75—85 км за переход» Такая скорость движения для конницы далеко не предел. Кавалерийская дивизия Буденного в мае 1919 года по раскаленной Сальской степи прошла в три дня около 300 км и с ходу с успехом вступила в бой, Владимир Мономах с дружиной за переход поспевал из Чернигова в Киев, а это около 145 км. Можно привести еще немало подобных примеров. Что касается начала похода (по Ипатьевскому списку 23-го, а по Татищеву — 13 апреля), то могут быть верны обе даты. Парадокс? Нет, учет особенностей сбора войск в поход. Отряды из многих городов кратчайшими путями выходили на основной маршрут, по которому двигался Игорь, «сжидаяся с войски». Как ручейки сливались дружины и полки в общую рать, что-бы закончить ее формирование, как мы видели, на пограничном Донце. В таких условиях говорить о единой для всех участников дате начала похода вряд ли имеет смысл. Отсюда и разнобой в летописных записях. Ограниченный объем данной публикации не позволяет привести еще ряд доказательств, в том числе и археологических, по которым можно достаточно уверенно предполагать, что последняя битва Игоревой рати с половцами произошла в верховьях реки Самбок на линии Ростов — Матвеев курган. А если бы поход окончился поражением у самых границ и не было бы далекого рейда к Синему морю в прекрасной попытке совершить невозможное, не появилось бы на свет такое возвышенное произведение» как «Слово». Заканчивая разбор статьи Д. Зенина, хочется сказать, что творческие дерзания самодеятельных исследователей с их свежими незаезженными идеями, независимыми взглядами и огромным энтузиазмом часто дают великолепные результаты в самых, казалось бы, узкоспециальных областях науки» Приближается 800-летие похода, ставшего благодаря «Слову» всемирно известным, и надо приветствовать всякую попытку приблизиться к решению его загадок. В том числе главной — установить окончательно, где протекала река Каяла. Ее обязательно нужно найти — ради тех, кто геройски сражался «за землю Русскую» и пал в неравном бою, ради настоящего и в пример нашим потомкам.
ДМИТРИЙ ЗЕНИН
ШЕЛ К СИНЕМУ МОРЮ