Четверг, 28.03.2024, 20:43Приветствую Вас Гость

Непознанное

Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • Записная книжка
  • Категории раздела
    Техника - молодёжи [203]
    Юный техник [69]
    Поиск
    Форма входа
     
    Статистика

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0
    Рускаталог.ком - каталог русскоязычных сайтов
     

    Фантастика

    Главная » Фантастика » Техника - молодёжи

    СТРЕЛА ВРЕМЕНИ
    15.07.2012, 11:25

    АРТУР КЛАРК Научно-фантастический рассказ


    Сначала чудовище спускалось по руслу высохшей реки, потом начало пробираться заболоченной безжизненной равниной. Даже там, где почва потверже, массивные лапы утопали больше чем на фут под тяжестью огромного туловища. Время от времени чудовище останавливалось, легко, как птица, поворачивало голову и оглядывало равнину. В такие минуты оно еще глубже утопало в трясине, и через пятьдесят миллионов лет людям довольно точно удалось определить по следам продолжительность этих остановок.
    Вода уже никогда не вернулась в здешние края; палящее солнце превратило глину в камень. А после накатила пустыня, сокрыла следы под слоем песка. И много после — вослед за армадой угасших лет — сюда пришел Человек.

    — Как думаешь, — проревел Бартон, пытаясь перекрыть шум. — Не стал ли профессор Фаулео палеонтологом лишь потому, что имеет привычку играть с пневматическим молотком? Или он пристрастился к молотку, пытаясь расширить традиционные методы палеонтологии?
    — Не слышу! — отозвался Дэвис, налегая на лопату с видом заправского работяги. Он поглядел на часы.— Идем, скажем ему, что уже пора обедать. Он неизменно снимает свой хронометр, когда забавляется со своей проклятой машинкой
    — Сей номер не пройдет! — крикнул Бартон,— Он нас давно знает и потому всегда не прочь затянуть работенку минут на десять-пятнадцать. Но попытка не пытка, давай попробуем. Осточертел этот дьявольский грохот.
    Два палеонтолога побросали лопаты и отправились к шефу. Завидя их, профессор выключил перфоратор, наступила тишина, нарушаемая лишь пыхтением компрессора.
    — Пора возвращаться в лагерь, профессор, — заговорил Дэвис и небрежным жестом убрал левую руку за спину. — Вы ведь знаете, как сердится повар, если опаздывают к обеду.
    Профессор Фаулер член Королевской академии наук, обремененный множеством иных высоких званий, безуспешно пытался стереть с лица коричневую грязь Случайный посетитель на раскопках вряд ли смог бы распознать в этом загорелом мускулистом молодце вице-президента Палеонтологического общества.
    Почти целый месяц прошел в единоборстве с легком, покрывшим окаменелую плоть глиняной равнины. Расчищенный участок в несколько сот футов выглядел как моментальная фотография прошлого — чуть ли не лучшее из всего известного в палеонтологии. Когда-то в поисках исчезающей воды сюда переделилось множество птиц и зверьков; с тех пор прошло несколько геологических эпох, от этих существ не осталось ничего, но их следы сохранились навсегда. Почти всякий след может быть распознан, если, разумеется, он принадлежит какому-то существу, известному науке. А если нет?
    Неведомый зверь весил несколько десятков тонн, и профессор Фаулер азартно крался по его следу, предвкушая крупную добычу. Кто знает, может быть, ему и удастся догнать чудовище, в оные времена эта равнина была предательски зыбким болотом, и нет ничего удивительного, если части неизвестного чудовища покоятся теперь где-нибудь неподалеку, в западне, которую расставила сама природа
    Эпопея раскопок разворачивалась чертовски медленно! Только самый верхний слой расчищали землеройными машинами, все остальное приходилось делать вручную. У профессора Фаулера было достаточно оснований не доверять никому "пневматический молоток; и малейшая ошибка могла стать роковой.
    Экспедиционный «джип», разбитый на отвратительных местных ухабе преодолел уже полпути к лагерю, когда Дэвис заговорил о том, что не давало ему покоя.
    — Не очень-то они мне нравятся, наши соседи по долине. А вот почему — не могу объяснить толком. Вряд ли мы мешаем их техническим потугам, так что почтенные господа могли бы нас пригласить к себе хотя бы для приличия.
    — А может, это действительно военная лаборатория, — высказал вслух общее мнение Бартон.
    - Не думаю, — мягко возразил профессор Фаулер,— ибо я только что получил приглашение от них. Завтра же поеду.
    Если это сообщение не произвело впечатление разорвавшейся бомбы, то лишь по той причине, что они слишком хорошо знали друг друга. Несколько секунд Дэвис размышлял над подтверждением своих догадок, а после, слегка откашлявшись, спросил.
    — А еще кто-нибудь приглашен?
    Намек был настолько прозрачным, что профессор усмехнулся.
    — Нет, приглашение адресовано одному мне. Слушайте, парни, я понимаю, как вы сгораете от любопытства, но даю вам честное слово, что знаю не больше вашего. Если завтра что-нибудь прояснится, я расскажу вам все. А сейчас — самые последние сведения. Я кое-что разведал. По крайней мере, для меня не секрет, кто заправляет этим хозяйством.
    Дэвис и Бартон навострили уши.
    — Кто? — спросил Бартон. — Подозреваете Комиссию по атомной энергии?
    — Вполне возможно, — отвечал профессор. — Во всяком случае, вся история начинается с господ Эндерсона и Барнса.
    Теперь бомба угодила в цель: Дэвис даже съехал с колеи. Впрочем, если учесть достоинства дороги, последнее обстоятельство не имело ровным счетом никакого значения.
    — Эндерсон и Барнс? В этой забытой богом дыре?
    — Именно, — весело подтвердил профессор Фаулер. — Информация получена от самого Барнса. Он высказал сожаление, что не имел возможности встретиться со мною раньше, и просил посетить его в ближайшее время.
    — Так чем же они занимаются?
    — Я уже сказал: мне ничего не известно.
    — Барнс и Эндерсон, — задумчиво промолвил Лартон.— Ничего не знаю о них, кроме того, что оба физики. В какой области они подвизаются?
    — Крупнейшие специалисты по физике низких температур, — отвечал Дэвис. — Эндерсон долгое время был директором одной известной лаборатории. Недавно он опубликовал в «Нейчур» несколько статей. Все они, если я не запамятовал, посвящены проблеме гелия-II.
    Бартон даже глазом не моргнул: он терпеть не мог физиков и никогда не упускал возможности это подчеркнуть.
    — Не имею ни малейших представлений, что за чудо этот гелий-II. — Самодовольно заявил он. — Больше того, я вовсе не уверен, что горю желанием что- либо о нем узнать.
    То был выпад против Дэвиса который когда-то — в минуту слабости, как он сам любил выражаться, — даже получил ученую степень по физике. «Минута» затянулась на несколько лет, пока Дэвис окольными путями наткнулся на палеонтологию, но физика так и осталась первой его любовью.
    — Гелий-М — разновидность жидкого гелия, существующая только при температуре несколько градусов выше абсолютного нуля. Он обладает поистине удивительными свойствами, но это никоим образом не объясняет, почему две видных физика вдруг оказались в этом укромном уголке планеты.
    Они приехали в лагерь. Дэвис, как всегда, несся, не снижая скорости, и резко затормозил. Только на этот раз «джип» занесло, и он врезался в стоящий впереди грузовик. Дэвис сокрушенно опустил голову.
    — Резина износилась вконец. Желал бы я знать, когда соизволят прислать новую.
    — Новые покрышки уже прислали. Сегодня утром, на вертолете. Вместе с отчаянными извинениями Эндрюса. Он, видите ли, как всегда, думал, что мы уже получили их полмесяца назад.
    — Отлично! Сегодня вечером смонтирую новые покрышки.
    Профессор Фаулер, шедший впереди, остановился.
    — Стоит ли так спешить? — мрачно проговорил он.— На обед у нас опять солонина.

    Сразу после приезда в экспедицию молодые палеонтологи заинтересовались необыкновенными сооружениями, маячившими милях в пяти от раскопок. Дэвис легко распознал в высоких башнях силовые атомные установки.
    Уже одно это обстоятельство красноречиво свидетельствовало о важности исследований. На Земле несколько тысяч таких башен, и все они связаны с проектами первостепенной важности.
    Можно найти десятки причин, которые заставили двух известных ученых уединиться в такой глуши. Чем опасней исследования в области физики, тем дальше от цивилизации они проводятся.
    Но вот что странно: отчего это грозные башни вдруг выросли рядом с крупными палеонтологическими раскопками? Впрочем, это могло быть случайным совпадением — ведь до сих пор физики не проявляли ни малейшего интереса к своим соседям и соотечественникам.
    Дэвис осторожно водил кисточкой по одному из гигантских следов, а Бартон заливал жидкую смолу в уже расчищенные отпечатки лап. С самого утра они подсознательно прислушивались, не шумит ли мотор, возвещающий приближение «джипа». Профессор Фаулер обещал забрать их на обратном пути, и приятелей отнюдь не очаровывала перспектива тащиться за две мили в лагерь под палящими лучами солнца. Помимо того, они горели нетерпением заполучить кое-какие новости.
    — Как ты считаешь, — вдруг спросил Бартон и махнул рукой в сторону башен, — сколько человек там работает?
    Дэвис выпрямился.
    — Судя по размерам установок, не меньше десяти.
    — А кто финансирует проект? Государство?
    — Не обязательно. Они могут заниматься чем угодно, на свой страх и риск. Впрочем, при своей научной репутации Эндерсону и Барнсу нетрудно было получить субсидию.
    — Везет им с этой физикой! —* вздохнул Бартон. — Достаточно убедить любое занюханное военное ведомство, что, мол, изобретаешь новое оружие, и, пожалуйста, получай миллион, а то и два.
    Он произнес свою тираду с горечью. Как и у каждого большого ученого, его отношение к любому подобному вопросу было вполне определенным. Тем более что Бартон всю жизнь был принципиальным противником воинской службы. Именно вследствие этой принципиальности он весь последний год на войне пребывал в тяжбе с военным трибуналом, который вовсе не разделял его убеждений.
    Послышался шум мотора. Из-за холма показался «джип», трясясь и подскакивая на колдобинах. Они поспешили навстречу профессору.
    — Как дела? — выкрикнули они хором.
    Профессор Фаулер задумчиво оглядел их, лицо его
    было непроницаемым.
    — Хороший ли выдался денек? — спросил он наконец.
    — Имейте совесть, шеф, — запротестовал Дэвис.— Выкладывайте откровенно, что вы успели там разнюхать.
    Профессор выскользнул из автомобиля и снял пиджак.
    — Извините, коллеги, — смущенно произнес он,— но я ничего не могу вам сообщить, буквально ничего.
    Раздались вопли протеста, но профессор остался непреклонным.
    — Сознаюсь, я узнал много интересного, но дал слово молчать. Не могу сказать, что я уяснил, чем именно они занимаются; несомненно, одно: это истинная революция в науке, революция, вряд ли уступающая открытию атомной энергии. Впрочем, завтра сюда прибудет доктор Эндерсон, посмотрим, что вы сможете вытянуть из него.
    От разочарования и возмущения двое палеонтологов какое-то время не могли сказать ни слова. Первым пришел в себя Бартон.
    — Хорошо, но откуда вдруг такой пристальный интерес к нашей работе?
    Фаулер задумался.
    — Да, моя поездка к ним была не просто визитом вежливости, — наконец признался он. — Скоро я попрошу вас кое в чем мне помочь. А сейчас если зададите еще хоть один вопрос, то я заставлю вас тащиться до лагеря пешком.


    Доктор Эндерсон приехал на раскопки после обеда. Перед палеонтологами предстал чуть грузноватый молодой господин, одетый не совсем обычно — единственной видимой частью его туалета был ослепительно белый лабораторный передник. Впрочем, в столь жарком климате такое эксцентричное одеяние обладало несомненными достоинствами.
    Поначалу палеонтологи разговаривали с Эндерсоном довольно сдержанно: они были обижены и не скрывали своей обиды. Но Эндерсон расспрашивал их со столь неподдельным интересом, что скоро они начали питать к нему нечто вроде симпатии. Профессор Фаулер предоставил им возможность показать гостю раскопки, а сам отправился к рабочим.
    Картина давно минувшей эпохи произвела на физика глубокое впечатление. Целый час приятели водили его по раскопкам и рассказывали о существе, которое
    оставило здесь свои следы, строили предположения о будущей находке. Вправо от выкопанного рва отклонялась широкая траншея, заинтересовавшись следами чудовища, профессор Фаулер прекратил все другие исследования. Немного дальше траншея обрывалась за неимением времени профессор распорядился копать Отдельные ямы Неожиданно последний шурф оказался пустым. Начали копать вокруг, и тогда выяснилось, что гигантский зверь внезапно свернул в сторону.
    — Отсюда начинается самое интересное, — рассказывал Бартон утомленному от впечатлений физику. — Помните ли вы место, где чудовище остановилось и, по всей вероятности, оглядывало окрестности? Мне кажется, оно что-то заметило и кинулось бежать в другом направлении — об этом можно судить по расстоянию между следами его ступней.
    — Никогда не подозревал, что эти существа умели так орать!
    — Выглядел такой бег не очень-то грациозно, но при шаге в 15 футов зверь мог развить приличную скорость. Если повезет, мы еще успеем узнать, за кем он гнался. Сдается мне, что профессор Фаулер мечтает открыть роковое поле битвы с разбросанными там и сям костями жертвы. Тогда все и объяснится.
    — Картина в стиле Уолта Диснея, — усмехнулся Эндерсон.
    Но Дэвис был настроен оптимистично.
    — Ни за кем зверь не гнался, просто его кликнула домой женушка... Наша работа иногда бывает неблагодарной думаешь, что уже на пороге открытия, — и вдруг все летит кувырком. То пласт размыт, то все разрушено землетрясением, то — и это самое отвратительное! — некий идиот, сам того не подозревая, растащил по кускам ценнейшую находку.
    — Могу пить посочувствовать, — кивнул Эндерсон. — нам, физикам, все-таки приходится легче. Мы знаем, что ответ существует, и рано или поздно находим его.
    После многозначительной паузы он заговорил, тщательно взвешивая каждое слово.
    — Все было бы значительно проще, если бы мы могли созерцать прошлое собственными глазами, вместо того чтобы шаг за шагом восстанавливать его с помощью убийственно медленных и неточных методов. За два месяца вы прошли по следам зверя около ста ярдов и все же, если не повезет, можете оказаться в тупике.
    Последовало долгое молчание.
    — Вполне естественно, доктор Эндерсон, что нам весьма интересны ваши исследования, — задумчиво проговорил Бартон, — а поскольку профессор Фаулер связал себя обетом молчания, мы начали строить самые невероятные предположения. Не хотите ли вы сказать, что...
    — Не торопите меня с невыполнимыми обещаниями, — быстро перебил физик. — Я просто грезил наяву. Что же касается наших исследований, то они весьма далеки от завершения. Мы ничего ни от кого не скрываем, но сейчас мы вступили в совершенно неизведанную область, и, покуда не нащупаем твёрдую почву под ногами, лучше всего молчать... — Эндерсон смахнул со лба капли пота и неожиданно улыбнулся. — Говорят, едва на ваших раскопках появляются геологи, профессор Фаулер прогоняет их с киркой в руке?
    — Они сами исчезают, — усмехнулся Дэвис — из боязни быть немедля загруженными в работу! Но я вполне вас понял, сэр. Позвольте надеяться, что нам не придется ждать слишком долго.

    В эту ночь свет в палатке палеонтологов горел дольше обыкновенного Бартон не скрывал своих сомнений, но Дэвис умудрился на основе нескольких замечаний Эндерсона построить целую остроумную теорию.
    — Теперь-то мне все понятно. И главное — по сему они выбрали именно это место. Здесь нам с точностью до одного дюйма известен каждый пласт земной коры за последние сто миллионов лет. Значит, мы можем абсолютно точно датировать каждое событие. Не уверен, что на всей нашей планете сыщется другой такой район, где геологическая летопись была бы изучена столь досконально. Вот почему я утверждаю, наши раскопки — самое подходящее место для подобного эксперимента.
    — Но ты действительно допускаешь, что возможно, хотя и геореически, построить машину, способную видеть прошлое?
    — Лично я даже не могу себе представить принцип ее действия, но не рискую утверждать, что подобное невозможно для таких ученых, как Барнс и Эндерсон.
    — Гм. Я бы предпочел доводы поубедительней. Слушай, а не можем ли мы проверить твои предположения? Ты что-то говорил относительно статей в «Нейчур»?
    — Я уже послал запрос в библиотеку колледжа. Думаю, журналы получим через несколько дней. В публикации каждого ученого всегда прослеживается определенная преемственность; быть может, статьи кое- что и подскажут.
    Однако статьи лишь усилили недоумение палеонтологов. Дэвис не ошибся: почти все объяснялось необыкновенными свойствами гелия-II.
    — Это поистине фантастическое вещество, — объяснил Дэвис, листая журнал. — Если бы оно могло существовать при обыкновенной температуре, мир неузнаваемо преобразился бы. Начнем с того, что гелий-II начисто лишен вязкости. Как-то сэр Джордж Дарвин сказал, что в океане, состоящем из гелия-Н, корабли вполне могли бы обходиться как без парусов, так и без винтов. Достаточно было бы оттолкнуть корабль от берега, и плыви сколько заблагорассудится. Единственное неудобство: еще в начале путешествия гелий потек бы через борт, поверх по обшивке — и буль-буль-буль-буль, кораблик наш — ко дну
    — Очень смешно, — заметил Бартон, — но какое это имеет отношение к твоей великой теории насчет машины времени?
    — Пока никакого, — признался Дэвис. — Но ты выслушай меня до конца, и кто знает, не найдешь ли что- то общее. Два потока, состоящих из гелия-II, могут протекать по одной и той же трубе одновременно в противоположных направлениях: один поток попросту пронизывает другой.
    — Странное свойство... Один поток сквозь другой. Все равно как если бы я бросал камень одновременно вперед и назад. Мне кажется, что для объяснения этого явления нельзя обойтись без теории относительности.
    Дэвис продолжал внимательно читать статью.
    — Объяснение тут очень сложное, и нет надежды, что я разберусь во всем до конца. Оно основано на предположении, что в определенных условиях жидкий гелий может обладать отрицательной энтропией.
    — Между прочим, я и в положительной ни аза не смыслю.
    — Энтропия — это мера распределения тепла во вселенной. В самом начале, когда вся энергия была сконцентрирована в звездах, энтропия была минимальной. Если по всей вселенной установится одинаковая температура, энтропия достигнет максимума. И тогда вселенная будет мертва. Энергия заполонит мир, но ее нельзя будет использовать.
    — Почему?
    — По той же причине, по которой вся вода в океане не способна привести в движение турбины одной- единственной гидроэлектростанции, а крохотное горное озеро отлично справляется с такой работой. Нужна разница в уровнях.
    — Теперь понимаю. Я даже вспомнил, что кто-то назвал энтропию «стрелой времени».
    — Верно, это сказал Эдингтон. Вся проблема в том, что любые часы можно заставить идти обратно. А энтропия — улица одностороннего движения: с течением времени энтропия только увеличивается. Отсюда и выражение «стрела времени».
    — Но тогда отрицательная энтропия... Ах, дьявол меня побери!
    Некоторое время приятели молча, глядели перед собой. Затем Бартон спросил глухим голосом:
    — А что пишет по этому поводу Эндерсон?
    — Вот фраза из последней его статьи: «Открытие отрицательной энтропии доведет до совершенства новые революционные представления и коренным образом изменит картину познанного мира. Этот вопрос мы намерены подробно разобрать в следующей статье».
    — И что же там, в следующей?
    — Следующей статьи нет. Здесь может быть два объяснения. Первое: редакция журнала отказала в публикации. Но подобное предположение можно в данном случае отбросить. И второе: Эндерсон вообще не написал следующей статьи, поскольку новые представления оказались исключительно революционными.
    — Отрицательная энтропия — отрицательное время. Звучит неправдоподобно, — рассуждал Бартон. — А может, и впрямь существует теоретическая возможность проникнуть в прошлое?..
    — Придумал! — воскликнул Дэвис. — Давай изложим утром профессору все наши предположения и посмотрим, как он отреагирует. А теперь, пока еще я не схватил воспаление мозга, предпочитаю отойти ко сну.
    Спалось Дэвису неспокойно. Снилось, что шагает он по пустыне — и везде, насколько хватает глаз, голые пески. Так идет он миля за милей, потом вдруг натыкается на путевой указатель. Тот сломан, стрелки лениво трепыхаются на ветру. Дэвис пытается разобрать надписи. На одной стрелке значится: «В будущее», а на другой — «В прошлое».

    Они не сумели застать профессора Фаулера врасплох. Пока Дэвис излагал свою гипотезу, профессор бесстрастно разглядывал двух взволнованных молодых людей.
    — Завтра я опять поеду туда и расскажу Эндерсону о ваших предположениях. Глядишь, он и сжалится над вами. А может, и мне удастся разведать что-нибудь новенькое. Теперь же — за работу!
    Но волнующая загадка настолько завладела мыслями Бартона и Дэвиса, что начисто отбила у них всякий интерес к раскопкам. И хотя они продолжали усердно копаться в земле, их неотступно преследовала мысль, что трудятся понапрасну. Сколь счастливы были бы они, когда и впрямь машина времени обесценила бы землеройное их ремесло! Подумать только, ведь тогда можно будет оглянуться во времени назад, и выстроить в обратном порядке всю историю Земли, и раскрыть великие тайны минувшего, и увидеть зарождение жизни, и проследить весь ход эволюции от амебы до человека!
    После очередного визита к физикам профессор Фаулер вернулся рассеянный, задумчивый. Да, исследования Барнса и Эндерсона чрезвычайно любопытны. Да, Эндерсон терпеливо выслушал их гипотезу и похвалил способность к дедуктивному мышлению.
    Вот и все, что палеонтологам удалось выжать из профессора. Но для Дэвиса и этого было вполне достаточно, хотя Бартон, как и прежде, мучился сомнениями
    Прошло несколько недель, и Дэвис убедился в правоте своих предположений.

    Профессор Фаулер проводил все больше времени с Эндерсоном и Барнсом; иногда палеонтологи не видели его по нескольку дней. Казалось, он утратил интерес к раскопкам и целиком доверил руководство Бартону. А заодно — исключительное право возиться с пневматическим молотком.
    Каждый день Бартон продвигался по следам чудовища на два-три ярда. Судя по характеру следов, животное неслось огромными скачками. Наконец стало ясно, что оно вот-вот настигнет свою жертву. Еще несколько дней — и они увидят последний акт трагедии, разыгравшейся здесь пятьдесят миллионов лет тому назад. Только теперь это не имело никакого значения; по намекам профессора они пришли к заключению, что близится срок решительного эксперимента, что еще день- два — и...
    Несколько раз их навестил Эндерсон. Бесспорно, нервное напряжение наложило и на него свой отпечаток. По всему было заметно, что он горит желанием поговорить о своих опытах и только огромным усилием воли заставляет себя молчать. Приятели не знали, восхищаться его самообладанием или сожалеть. У Дэвиса было ощущение, что именно Барнс настоял на сохранении тайны; об этом говорило и то, что до сих пор физик не опубликовал ни одной своей работы без того, чтобы предварительно не проверить ее два-три раза. Сколь ни бесила их подобная осторожность, они вполне ее понимали.
    ...Утром Эндерсон уехал в одной машине с профессором Фаулером, поскольку автомобиль физика забарахлил возле самых раскопок. В сущности, пострадали Дэвис и Бартон; опять им предстояло плестись на обеденный перерыв и обратно пешком. Но приятели были готовы примириться с такой участью, если их ожидание, как им намекали, действительно приближается к концу.
    Фаулер и Эндерсон сели в «джип»; палеонтологи стояли рядом. Прощание было тягостным и неловким, и если бы каждой читал мысли остальных. Наконец Бартон с присущей ему прямотой сказал
    — Ну, доктор, если уж решительный день настал, позвольте пожелать вам успеха. Надеемся получать на память снимок бронтозавра.
    Эндерсон настолько свыкся с подобными подковырками, что почти не обращал на них внимания. Он усмехнулся без особой радости и ответил:
    — Бессмысленно что-либо обещать. Все еще может рухнуть, и мы не придем никуда.
    Да же по привычке проверил каблуком сапога, хорошо ли накачаны шины. Покрышки были совсем новые, с необычными зигзагообразными фигурами, каких он в жизни никогда не видывал.
    — Как бы то ни было, мы надеемся, что вы все расскажете. В противном случае мы дождемся безлунной ночи и нагрянем в нашу лабораторию. А там уж сами докопаемся, над чем вы там колдуете.
    — Если сумеете разобраться в нашем хаосе, — рассмеялся Эндерсон, — значит вы попросту гений. Полагаю, что и впрямь все пройдет хорошо, и тогда завтра вечером устроим маленькое пиршество,
    — Когда вас ожидать, шеф? — спросил Дэвис.
    — Около четырех часов.
    — Хорошо. Будем ждать. Ни пуха ни пера
    Автомобиль скрылся в облаке пыли.

    Бартон манипулировал пневматическим молотком в самом конце траншеи, которая простиралась более чем на сто ярдов от рва. Дэвис занимался окончательной расчисткой только что открытых следов. Отпечатки лап чудовища были все так же редки и глубоки. Вот грозный зверь резко свернул в сторону, вот прибавил ходу, вот начал прыгать наподобие гигантского кенгуру. Бартон попытался мысленно представить такую картину: тысячекилограммовая живая махина, приближающаяся со скоростью экспресса. Если предположения их и в самом деле оправдываются, они смогут полюбоваться подобным зрелищем.
    К концу дня они установили рекорд скорости на прорытии траншеи. Грунт стал мягче. Бартон продвигался вперед настолько быстро, что далеко обогнал Дэвиса. Поглощенные работой, они забыли обо всем на свете, и лишь ощущение голоде вернуло их к действительности. Дэвис первым заметил, что уже вечереет, и подошел к другу.
    — Уже половина пятого, — сказал он, когда шум молотка стих, — а шеф запаздывает. Неужели он забыл про нас и поехал прямо на ужин? Тогда ему нет прощения.
    — Подождем еще полчаса, — сказал Бартон. — Думаю, что-то его задержало. Ну например, перегорели предохранители. Да мало ли что могло случиться...
    Но Дэвис не успокоился.
    — Черт возьми, опять тащиться в лагерь? Взберусь-ка я на холм да погляжу, не покажется ли наш профессор.
    Бартон опять погрузил содрогающийся молоток в мягкий песчаник. Дэвис полез на низкий холм, венчавший древний берег давно уже мертвой реки. Отсюда вся долина виднелась как на ладони. Башни-близнецы резко выделялись на фоне однообразного пейзажа. Ни единое облачко дыма не указывало на движущийся где-либо автомобиль. Должно быть, профессор Фаулер все еще был в лаборатории Эндерсона — Барнса.
    Дэвис присвистнул от негодования. Плестись две мили после такого утомительного дня да к тому же опоздать к ужину! Он решил, что ждать больше бессмысленно, и уже начал спускаться по склону, когда внезапно что-то привлекло его внимание, и он снова оглядел долину.
    Над двумя башнями — единственно видимой отсюда частью лаборатории — плавало марево. Он понимал, что за день башни могли нагреться под солнцем. Нагреться, но не раскалиться докрасна! Когда он вгляделся, то, к своему удивлению, обнаружил, что марево имело форму полушария с диаметром около четверти мили.
    Неожиданно оно вспыхнуло, как бы осветилось изнутри странным светом. Ни ослепительного сияния, ни пламени — просто фосфорическая тень прошла по небу и мгновенно все расплавила. Марево исчезло, а заодно исчезли и две высокие башни.
    Дэвис почувствовал, как ноги у него сами собой подкосились. Он рухнул на землю и открыл рот в ожидании взрывной волны
    Звук от взрыва не был особенно сильным: только продолжительный глухой гул пронесся и замер в спокойном воздухе. В замутненное сознание Дэвиса лишь теперь просочилась мысль, что пневматический молоток перестал грохотать, — значит, не таким уж тихим был взрыв если Бартон его услышал.
    Полная тишина. Ничто не двигалось в раскаленной солнцем долине. Дэвис дождался, покуда силы вернутся к нему, и, пошатываясь, спустился с холма.
    Бартон, закрыв лицо рук< ми, сидел на дне траншеи. Когда Дэвис приблизился, он поднял голову. Дэвиса испугало выражение его глаз.
    — Значит, и ты слышал? — спросил Дэвис. — Мне кажется, вся лаборатория взлетела на воздух. Идем, медлить нельзя.
    — А что я должен был услышать? — тупо спросил Бартон.
    Дэвис изумленно поглядел на приятеля и лишь теперь догадался, что Бартон и не мог ничего слышать: грохот пневматического молотка заглушал все посторонние звуки. Ощущение катастрофа нарастало с каждой секундой; он чувствовал себя героем древнегреческой трагедии, беспомощным пред неумолимой судьбой.
    Бартон поднялся на ноги. Лицо его было искажено, и Дэвис понял, что тот на грани истерики. Но когда Бартон заговорил, голос его прозвучал удивительно спокойно.
    — Какие же мы были идиоты. — сказал он. — Доказывали Эндерсону, что он строит машину, способную видеть прошлое. Представляю, как он над нами потешался.
    Дэвис машинально приблизился к краю траншеи и глядел на только что отрытый участок окаменелой почвы, куда впервые за пятьдесят миллионов лет падали теперь солнечные лучи. Он не особенно удивился, когда заметил навеки врубленные в глину отпечатки автомобильных шин — необычные зигзагообразные фигуры, те самые, что он разглядывал утром. Отпечатки был слегка размазаны, их оставил «джип», который несся на предельной скорости.
    «Все ясно: чудовище гналось за «джипом», — подумал Дэвис машинально, хотя и понимал кажущуюся нелепость этой мысли.
    Вероятно, все произошло именно так, поскольку в одном месте отпечаток протектора был накрыт следами чудовища. Следы были глубоко вдавлены в глину, как будто огромный зверь готовился к решительному прыжку на отчаянно убегавшую жертву.

    Перевел с английского А. Храмеников

    Журнал «Техника молодёжи» 1972 год №1

    Категория: Техника - молодёжи | Добавил: InManus
    Просмотров: 709 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
    [ Регистрация | Вход ]