Кто бы мог подумать, кто бы мог подумать!.. Профессор Шульцбергер нервно потирал затылок, а его взгляд, казалось, искал зашиты у меня. За окном простирался пустырь, «поросший бурьяном. Кое- где торчали трухлявые столбы, обкрученные колючей проволокой. Когда-то здесь был лагерь для военнопленных. Наверное, именно на этом «живом» материале и создавался научно-исследовательский центр, которым сейчас руководит профессор Шульцбергер... — Случай действительно непонятный. Не представляю, как можно так просто бросить все и уйти. Мотивы? — Мотивы? — Шульцбергер презрительно улыбнулся.— Мотивы — вещь десятая. Они нашли очень модный мотив. Сейчас модно болтать о гуманизме. Представляете? На одной чашке весов абстрактный гуманизм, а на второй — потрясающая научная проблема и огромная финансовая поддержка людей влиятельных... Как вы думаете, что должно перевесить? Но они выбрали бестелесную абстракцию... Дикость! Хотя... — Что «хотя»? — Хотя, я думаю, они оказались в науке случайно. Да, да, тысячу раз да! Нельзя же было бросить это из-за модного гуманизма! Чувствовалось, что профессор не был тверд в своих убеждениях. — А мальчишка, их атаман, знаете, что он сказал мне на прощанье? Он сказал, будто я не понимаю, что делаю! Я-то не понимаю! Ха-ха!.. Смех не получился. Профессор печально вздохнул и подошел к шкафу с книгами. Зашелестела бумага, и в его руках оказалась вырезка из какого-то журнала. — Началось все с пустяка. Вот, смотрите. Я хорошо помню эту веселую историю. У червяка выработали условный рефлекс сокращаться под действием света. После его растерли в ступке. Получившуюся слизь сожрал другой червяк, у которого никаких рефлексов не было. И они появились. Наука, приобретенная жертвой, передалась каннибалу через желудок! Да, я хорошо помню эту нашумевшую среди биологов историю. Не история, а просто любопытный экспериментик, этакий крохотный научный анекдот, лабораторный трюк, вроде открытия деления ядра урана-235... — Ну и что дальше? — опросил я. У профессора на лице появилось выражение бесстрастного академического вдохновения. — Чувствуете намек на химическую природу памяти? С памятью живых существ всегда было много недоразумений. Никто не знал, где она находится. Ее упорно искали и вот нашли. Я нашел... — Где же? — Вот... Прибор напоминал электролитическую ванну, присоединенную к генератору. Ванна была заполнена мутноватой жидкостью. — Ячейки памяти «ин витро», а по существу, обыкновенная ячейка Бензера. Я не знал, кто такой Бензер и что представляет собой его ячейка. — Сейчас модно заниматься искусственным биосинтезом белков. Если вы поместите в ванну раствор рибонуклеиновой кислоты и рибосомы, то можно получить какие угодно белки. Их структура записана в молекуле РНК... Я вспомнил журнал «Хобби». Там об этом что-то писала... — Образно это можно представить себе так. Раньше была граммофонная запись на пластинке. В звуковом кино пользуются оптической записью. Есть магнитная на ленте. Природа записывает информацию на молекуле РНК. Она тонкая и длинная, как паутина. Вы понимаете? Я понимал. Смутно. Не в деталях, а в принципе. — В мозг поступают импульсные сигналы из внешнего мира. Импульсы врываются в нервную клетку, наполненную РНК. Химическая структура РНК меняется, идет нечто аналогичное звукозаписи. Это и есть материальный след памяти! Действительно, как чудовищно просто! — Значит, тот червяк вместе с телом своего собрата сожрал и звукозапись? — Совершенно верно! Профессор казался отрешенным от всего земного. Наука, только наука. — В этом приборе я осуществляю запись сигналов на молекулах РНК. Он самозабвенно рассказал об устройстве электронного прибора, который кодирует звук точно так же, как и слуховой аппарат человека. — Вот и все! — завершил свой рассказ профессор. Но я знал, что это только начало! Всегда все начинается с пустяка. С какого-нибудь червяка, или молекулы, или ядра. Масштабы объекта ни о чем не говорят. Банки из желтого стекла, со стеклянными притертыми пробками. Они стояли рядышком, как книги на библиотечной полке, как полное собрание сочинений одного и того же автора. Все в одинаковой обложке — желтые. И заголовки на белых наклейках. На первой банке, которую я механически вытащил из шкафа, было написано: «Начала Евклида». Я поставил ее на место и вытащил вторую. «Томас Мор. Утопия». Третья банка была наполнена «Шагреневой кожей»... — У вас странный вкус... — рассеянно пробормотал я. — О, я в это не вмешивался! — торопливо заметил профессор. — Записи делал тот самый, их атаман! Мое дело - РНК. — И много этого нужно, чтобы... — Одной пол-литровой банки хватит на все человечество! Экономная запись, не правда ли? — Очень... Может быть, слишком... В моем сознании возникла идиотская картина. Аптека. В ручном отделе на полках сотни таких банок. Я прихожу и спрашиваю: «У вас есть Гёте?» — «Нет, но...— Провизорша таинственно оглядывается по сторонам. Она моя знакомая, иногда отпускает снотворное без рецепта. — Но мы вчера получили немного Агаты Кристи...» — «Дайте пятьдесят граммов». Я торопливо сую ей деньги и убегаю с пузырьком. — И это действует? — выдавил я из себя вопрос. Профессор восторженно кивнул головой. Он был отрешен от всего земного. — На ком вы проверяли? —• Как всегда, на собаках, — прошептал он. Бедные собаки! Им достается в наш просвещенный век! У бульдога были большие печальные глаза с поволокой. Он напоминал философа, переживавшего крушение своей концепции. — Пустяковая операция, — пояснил профессор. — Инъекция в сонную артерию. Дальше с током крови РНК поступает в мозг... Вы когда-нибудь видели говорящих собак? Это отвратительное, противоестественное зрелище. Особенно язык! У собак он длинный и тонкий, что очень мешает им членораздельно выражать свои мысли. При нашем появлении Конт заявил: — Многие считают, что питание мясом способствует появлению атеросклероза. Это тоже неправильно... С этим нельзя было не согласиться. Профессор ждал от меня восторженных восклицаний. Но я молчал. Я вспомнил, что у меня всегда были нелады с иностранным языком. Нельзя ли воспользоваться знакомством и выпросить у него граммов пять английского? Конт облизнулся и добавил: — Вернер стоял в тамбуре. В кармане — только что полученный диплом... Справки по телефону АЛД 3-12-15. Рукописи не возвращаются... — Восхитительно, не правда ли? — спросил профессор и потрепал Конта по спине. — Адмирал отправился дальше, следуя на восток... Встретилась на пути рыба размером с кита средней величины... — Это откуда? спросил я Конта. Пес завилял плюшевым бесхвостым задом. — Темные водородные флоккулы — одна из самых выдающихся черт спектрогелиограмм солнечного диска... Химик же воспринимает сумятицу... За Конта мне ответил профессор — Видите ли, — он взял со стола желтую банку без наклейки. — Сюда сливали что попало... Профессор был отрешен от всего земного. Его не волновал факт, что в банку сливали что попало. Конт продолжал: — Бихевиоризм достиг своего апогея в двадцатых годах нашего столетия... Я одобрительно кивнул головой. Действительно, я этого не знал! — Согласно Фрейду, комплекс Эдипа создает или ломает человека, как и цивилизацию.... Это уж было слишком! Собака болтала то, что ей не было положено. А дальше совсем как университетский профессор... — Для изолированной молекулы мы можем установить некоторые интегралы движения... Я повернулся и направился к выходу. Я начал догадываться, почему они все ушли. — Нет, вы только послушайте! — Профессор схватил меня за руку. Сейчас мы песню запоем, Споем о цифре бойко. Она зовется цифра Три; Кто грустен... Справки по телефону... — Жаль, — вздохнул профессор. — Что? — безразлично спросил я. — Я так люблю стихи Гейне! Теперь я был уверен, что профессор и собака обречены на вечное одиночество... Я посмотрел Конту прямо в глаза. Они были очень печальными. Он будто догадывался, что я о нем думаю, и хотел что-то сказать. О, он хотел просто гавкнуть, по-своему, по-простому, искренне, по-собачьи. Увы! У него не было ни одной своей собственной мысли...
