После привычных блекло-серых, бесцветных и нагоняющих смертельную тоску холмов Безликой кипящая на полуденной жаре земле зелень вызывала резь в глазах. Я стоял неподвижно на краю шоссе и щурился с такой силой, что даже стала болеть голова. Вдруг какой-то импульс прострелил мои мышцы. Я сорвался с места, зашвырнул далеко свою дорожную сумку и тут же ринулся сам вслед за ней в гущу травы. Но сделав несколько яростных рывков, я выдохся. Ноги опутала упругая паутина из стебельков и листиков; подавшись телом вперед так, я растянулся во весь рост и, должно быть отшиб бы себе грудь и разбил лицо если бы не тысячи маленьких зеленых пружинок, мягко сжавшихся подо мною. И от этого чувствительного падении мне вдруг стало хорошо-хорошо. Про своего нового знакомого Алексея, я совсем забыл, а когда вспомнил и, сев, высунулся из травяных зарослей, оказалось, что он все еще стоит на шоссе, переминаясь ноги на ногу — Чего ты ждешь? — спросил я решительно, удивляясь, как может человек, пробыв год в космосе, не прийти в ребячий восторг от земной красоты Алексей только посмотрел на меня так, как смотрит не умеющий плавать на реку, через которую ему придется перебираться вброд. — Ты там до конца отпуска простоишь, — почувствовав какой-то подвох сказал я уже как-то неуверенно Алексей наконец тронулся с места. Он повесил на плечо свою сумку, сошел с дороги и двинулся в мою сторону переступая таким образом, будто боялся наступить на спрятавшуюся в трапе змею. Я смотрел на него во все глаза. Судя по всему, Алексей чувствовал себя очень неловко лицо ее покрылось красными пятнами. Он подошел ко мне и осторожно положил сумку на землю — Должно быть, я немного свихнулся, — с огорчением сказал он, словно оправдываясь за свои странные действия. Я пожал плечами, — Это бывает. — Я тоже вдруг почувствовал неловкость, словно перешедшую от него ко мне. — Хм, — Алексей слабо улыбнулся. — Ни у меня уж слишком оригинальный случай... — Лучше поговорим о чем-нибудь другом — предложил я, давая понять Алексею, что не люблю обсуждать чужие недуги. .Мы познакомились два дня назад на пассажирском космолете у нас была каюта на двоих и хотя — не знаю почему — мы очень мало разговаривали между собой, на следующее после знакомства утро мне уже казалось, что мы давние и очень хорошие друзья. Нас сближало непреодолимое желание вновь послушать на ветру и побродить по вечернему городу, с огнями которого не может сравниться блеск самых ярких звезд. Нужны ли слова? И тем более не рассказывали мы друг другу о своей работе. Но теперь я вдруг почувствовал, что Алексей не успокоится, пока не расскажет о своих злоключениях, Я понял, что ему долгое время пришлось пробыть в одиночестве 1 «кие люди в космосе очень молчаливы, но стоит им вернуться на Землю, и они несколько дней ведут себя так, будто им больно молчать. Я счел своим долгом выслушать человека, который, может быть, ждал этой возможности целый год Л чуть приподнял брови и вопросительно глянул на Алексея. Он снова слабо улыбнулся видно, понял ход моих мыслей и на миг задумавшись, неторопливо спросил
— Два месяца назад в третьем секторе Урана беспилотный грузовик врезался в звездолет, на котором был только один помощник штурмана. Ты, может быть, слышал? — Конечно, — ответил я. — Этот звездолет потом больше недели искали — Во-1-вот. Не мудрено. Его на куски разнесло. В одном из этих кусков I и загорал пол горы недели. — Алексей немного помолчал.— А столкнулись мы эффектно, ничего не скажешь. Космолет, на котором я летел, перегонялся с одной базы на другую, с которой на первую летел этот злополучный грузовик — так дело было, — и пути эти настолько совпали, словно корабли летели навстречу друг другу по одной ниточке. В общем, совпадение сказочное, остается только руками развести... За полчаса до столкновения я пошел в оранжерею проверить систему автополива. Вдруг страшный удар, будто кто-то огромной кувалдой трахнул по обшивке, — и тишина. Но мне показалось, что корабль бесшумно прокатился по гигантской каменной лестнице, а потом началась страшная карусель. Меня дернуло в сторону, магнитные ботинки оторвались от пола, перед глазами все завертелось. Вначале я даже не успел испугаться, а когда меня провезло по цветам и потом стало безжалостно шлепать о стены мне уже было не до страха. Ко мне пришло спокойствие и равнодушие обреченного, и еще минут пять я заботился только о том, чтобы не врезаться в стену головой. Я даже не пытался прилипнуть к опоре ботинками. Тогда когда, уже случайно, я коснулся ногами пола, тогда и кончилась эта карусель. Я был весь вымазан в мокрой земле и размятой зелени, которая отдавала резким и неприятным запахом. Я сразу рванулся к выходу, но люк оказался закрытым наглухо, а над ним горел транспарант «Общая разгерметизация». Выйти из оранжереи было нельзя; что произошло, я не знал. Я думал, что должно быть, корабль с чем-то столкнулся и получил большую пробоину где-то в районе грузовых отсеков. На самом деле это была же не пробоина, а полный разгром. Грузовик имел на борту десять тысяч тонн полезного груза и прорвал корпус корабля, как бумажный кулек Рубку управления разворотило в клочья, часть отсеков оторвало вовсе, только оранжерея целой и осталась. Вот, что называется, в рубашке родился. Я побродил несколько минут перед люком и решил, что дела мои плохи. Даже зябко стало. Оставалось только ждать. На вегетарианской пище с уцелевшего огорода я смог бы протянуть около месяца, питья было сколько угодно запасной резервуар полива и резервуар с питьевой водой были полны, Но вот дышать мне можно было от силы дней семь-восемь, а потом хоть открывай люк и дыши вакуумом. Вдруг меня словно стукнуло. Я прозрел. Вокруг меня были сотни всяких растений" тюльпаны, бегонии, кактусы, помидоры, лимонные деревца, беретки. Все они вырабатывали кислород. Тихо и незаметно Я вспомнил картину из старого школьного учебника по ботанике: две мыши, накрытые стеклянными колпаками, одна уже мерла, а другая живет, как ни в чем не бывало: вместе с ней под колпаком стоит горшок с цветком. Мое положение было аналогичным; я только не знал, смогут растения оранжереи обеспечить меня кислородом на достаточно долгий срок. Но все равно надежда появилась, а это главное. На Земле дышится вольно — мы и не осознаем ценности всех этих травинок и былинок, поскольку банка, в которой мы живем вместе с ними, такая большая; а там, в космосе, когда каждый кубический сантиметр воздуха на вес золота то каждая травинка — может быть сорняк в цветочном горшке превращается в волшебное дерево. Я посмотрел вокруг себя другими глазами. Цветы перестали быть для меня какими-то неодушевленными предметами. Это была толпа добрых и отзывчивых друзей, которые тихо и искренне заботились обо мне, которые, в сущности, были еще более беспомощны, чем я, в чуждой для них обстановке. Я проникся к ним глубочайшим уважением, и это было не просто уважение — я благоговел перед ними. Я наделил каждый цветок душою, подумал, смотря по внешнему виду, характер и даже, самому теперь смешно биографию. Так я перестал чувствовать свое одиночество со мной бы много друзей. Друзей и знакомых. Да-да, некоторые из цветов стали для меня хорошими друзьями, некоторые — просто знакомыми. Почему? Ну, например когда становилось как-то тоскливо на душ? и мне начинало казаться, что помощь ждать бессмысленно, что на Земле меня уже похоронили, я подходил к желтым тюльпанам. Их цветы — как насмешка над всеми трудностями, над всеми нелепостями судьбы Чинное спокойствие агав подбадривало меня, а маленькие хрупкие фиалки смотрели на меня широко раскрытыми синими глазками, удивлялись и сокрушались: «Мы такие маленькие — и ничего не боимся, а этот, такой большой и сильный дрожит от страха. Смешно? Возможно. С течки зрения человека, живущего на Земле и гуляющего со своим песиком где-нибудь в городском парке Я тоже старался что-то сделать для них. Собрал все цветы, поврежденные в результате моих падений, занялся, что называется, их лечением: пересаживал, подрезал и был ужасно расстроен, когда несколько цветов все же не удалось спасти Но это уже не по моей вине эти цветы росли в ящике, который перед отлетом с базы плохо закрепили на полу оранжереи и во время аварии он кувыркался в воздухе вместе со мной. 0свещение я не выключал вовсе. Вообще, мне здорово повезло и в том, что не вышла из строя энергосистема корабля, иначе я бы превратился в ледышку. Уцелели и холодильные резервуары с твердой углекислотой для «подкормки» растений. В общем, жил — не тужил, только вот обеды всегда доставляли мне волнения, ведь питался я тоже только растительностью. Такой психологический настрой: а вдруг вот этот листик, который я сейчас съем, не выдаст ровно столько кислорода, сколько нужно, чтобы прожить всего одну минуту до спасения. Я уж старался питаться лишь морковкой, редиской огурцами; капусту вообще не ел, хотя ее было больше всего, ведь у нее такие огромные листья В последние дни стало все-таки не хватать воды для цветов, и я подключил к системе автополива резервуар с питьевой водой, так что до самого конца мне пришлось страдать от жажды, что раньше я никак не предполагал. За два дня до спасения я открыл последний аварийный баллон с кислородом и после этого окончательно положился на свои цветы от них теперь уже полностью зависела моя судьба Спасение пришло неожиданно. Я спал, когда подошел спасательный космолет. Целый час обследовали развороченные отсеки и наконец, обнаружили закрытию и неповрежденную оранжерею. С космолета выдвинули тамбур, приварили его к стене оранжереи с внешней стороны и вырезали в борту дыру Спасатели вошли внутрь, увидели меня лежащим на полу, решили, что дело плохо и стали меня осторожно переворачивать на спину Я вскочил, спросонок не разобрал, что к чему, чуть отбиваться не стал, потом разглядел смеющиеся лица. Когда стал влезать в тамбур, опомнился, рванулся назад, выкопал первую попавшуюся фиалку, мою фиалку, и вернулся обратно Спасатели только плечами пожимали Я видел, как отделяли 3ыдвижной тамбур от оранжереи. На экране мелькнуло светлое пятно вырезанной в борту дыры; там, внутри, продолжали еще гореть лампы дневного света. Это как прощальный жест друга, с которым я расставался навсегда. В тот момент в оранжерее уже царили пустота и адский холод, которые, наверное, быстро бы справились с зелеными друзьями. У меня сжалось сердце, и я ушел из рубки управления. На Ганимеде меня осмотрели врачи, покачали головами и отправили на Землю. Алексей замолчал. — Да, — вдруг спохватился он, — та фиалка, которую я успел забрать с собой. Вот она. Он расстегнул «молнию» на своей дорожной сумке и осторожно достал цветочный горшочек, накрытый пластиковым колпаком Когда мы возвращались на шоссе, я заметил, что иду след в след за Алексеем. Я вроде бы усмехнулся про себя, но, тем не менее, продолжи идти так же. Машина пришли за нами точно в указанное время. Закрывая за собой дверцу, я взглянул на луг и на миг замер ужаснувшись, откуда это там такой огромный участок поваленной и жестоко смятой травы? Вот ведь, весь луг испортили! Тут до Алексея дошло: это же я сам... Я как-то опасливо оглянулся — как убийца, подумалось вдруг, — захлопнул дверцу и почувствовал, что мне стыдно до корней волос. Не знаю перед кем больше перед Алексеем или перед лугом. Кажется, я что-то начинал понимать. Земля ведь тоже космический корабль, хотя и очень большой.
