Автомат замкнул выходные шлюзы, и внутренность кабины виднелась теперь только на экране. Тело лежало на операционном столе, белом, прямоугольном, под яркой голубой лампой. По нему ползала черная змея автомеда, залечивающего поверхностные ранения. — ...Он упал во время приземления, — сказал Толев.— Выключил автопилот, чтобы избавиться от автоматов, контролирующих движение, и сел на деревья. Слишком быстро потерял скорость, — пояснил он. Фар отвернулся от экрана. — Он летел один? — спросил он. — Один. Наслушался лекций на тему «Веди машину без автопилота» и захотел проделать все самостоятельно. «Выживет ли?..» — с тревогой подумал Фар и направился к пульту управления операционной. Ин уже сидела у гомотрона. — Что случилось? — спросила она. — Какой-то парень. Разбил ракету при посадке. — Дай мне данные о его состоянии. Фар подошел к пульту управления автомеда и нажал красную кнопку с надписью: «Информация». Он всегда поражался тому, как мало времени необходимо гомотрону, чтобы собрать сведения о состоянии больного. За десять- пятнадцать секунд моделирующий прибор узнавал все. — Будь я гомотроном, я кончил бы обучение за пять минут, — сказал он как-то Ин. — И был бы неинтересным, узкоспециализированным автоматом, с которым я не могла бы выдержать четырех ежедневных рабочих часов. Да, это было, когда они возвращались под дождем домой. Была весна, и листья на деревьях были маленькие и ярко-зеленые. Они возвращались по широкой серой трассе виробусов с блестящей от дождя поверхностью. Оба промокли и дрожали от холода, хотя шли посреди дороги и солнце светило все время. По краям стояли автоматы — те, что выдают справки, и те, что на прогулках раздают детям конфеты. Автоматы, как всегда, мигали, реагируя на приближение людей. Именно тогда он сказал, что хотел бы быть автоматом, хотя бы гомотроном. Потом их подобрал какой-то виробус, и они сушили скафандры под инфракрасными излучениями. Лампочка над клавишей «Информация» погасла. Зажужжал зуммер. Гомотрон уже узнал все. Там, в глубине, за пультами, в белых сосульках кристаллов, оплетенных запутанной сетью проводов, моделировалась работа сердца, легких, печени, прохождение кровяных телец сквозь капилляры и колебания диафрагмы при дыхании. Теперь достаточно спросить автомат о реакции организма на переливание крови или еще о чем-нибудь, и он, Фар, заранее будет знать, что случится с больным, когда он применит то или иное средство. — Скажи пульс, — обратился он к Ин. — Сто шестьдесят в минуту. — Давление? — Сорок миллиметров ртутного столба. Фар, он не дышит. — Я вижу, за него дышит автопульмомат. «Не считаешь ли ты меня слепым?» — мысленно добавил он. — Температура падает, — сказала Ин. — С какой скоростью? — Не знаю. — Проверь, пожалуйста, автомат первой помощи, — произнес Фар уже спокойнее. — Все в норме, — ответила она. Она знала об этом только от указателей, светящихся на пульте. Изображение внутренности кабины и юноши на операционном столе мог видеть только Фар. Но он не смотрел на экран. «Не умер — значит у него прекрасный организм. Он не должен умереть...» — Определи вероятный момент нарушения в кровообращении. — Около четырех часов, — сказала она и улыбнулась ему по-своему. Обычно Фар не мог представить себе, чтобы кто-нибудь другой умел так улыбаться: не всем лицом, а одними глазами. Когда-то давно они поссорились. Операция была совсем несерьезная, перелом ноги, с чем автомед справляется почти не спрашивая мнения врача. Сообщая различные данные, Ин вдруг сказала: — Фар, давай после операции полетим на Петрон! Он не ответил. — Ты и вправду не хочешь? — спросила она. — Займись, наконец, тем, что нужно... — Ну, знаешь ли... Я и так говорю тебе все нужные процедуры. А впрочем, автомед и без того делает все сам. — Она была явно обижена. — Послушай, — спросил он у нее потом, когда они у. выходили из клиники, — ты всегда чувствуешь себя у гомотрона, как на практике? — На какой практике? — Ну, ты рассказывала мне однажды, что когда вы проходили теорию гомотрона, то аппарат настраивали так чтобы он имитировал какой-нибудь трудный случай, но при этом никакого больного не было... — Ну, да. И что же из того? — А тут, в операционной... — начал было он... — Конечно, нет! Я всегда помню, что там лежит человек и делаю все как можно лучше. — Но ты... — Не волнуюсь так, как ты? — Да. — О, если бы это могло помочь тому, кто лежит здесь на столе, я волновалась бы и нервничала, как только могла. Петрон был одинокой возвышенностью, поднимавши посреди равнины. Под самой вершиной была маленькая площадка для вертолетов, а ниже — развалины древней астрономической обсерватории. На самой вершине лежат несколько крупных валунов, и Ин, с детства помнила удивительные сказки, уверяла, что именно тут собирались когда-то колдуньи. Поднявшись на вершину, они увидели что на валунах кто-то сидит. — Это одна из твоих колдуний, — сказал Фар, — Прилетела на метле, потому что вертолета нигде не видно. Но это был молодой человек в обычном сером скафандре. Он грыз травинку и смотрел на солнце, уже приняв красный закатный цвет. Они сели на другой валун, он некоторое время приглядывался к ним. Потом встал и дошел ближе. — Можно мне сесть с вами? Простите, но я еще не могу привыкнуть, что людей тут много и что можно просто сидеть на камнях. Ин расхохоталась. Фар огляделся. Тут не было никого кроме них. Юноша окончательно смутился. — Я знаю, что нас тут только трое, но я вернулся с тренировочного спутника всего два дня назад. Фар оторвал глаза от индикаторов переливания крови, через плечо взглянул на Ин. — Есть уже результаты предварительного диагноза? — Да. Череп размозжен. Осколок кости в скрещении тельных нервов... — Нужно поскорее удалить его! — ...Три ребра сломано, левая нога размозжена... Кроме того, нет самостоятельного дыхания. — Погоди, а температура тела? — Не беспокойся. Поднимается. — Значит, не так плохо, — с облегчением сказал он и впервые взглянул прямо на Ин. — Обогрев, — сказал он. Она кивнула, потом вдруг быстро заговорила: — Тебе бы родиться несколько сот лет назад, когда врач по необходимости не должен был ошибаться. — Она нажала клавиш «Выключение», и кривая на экране гомотрона стала четче. — Тогда, в ту эпоху, врач приходил, осматривал больного, ставил диагноз и всегда был прав... Разве что другой врач ставил другой диагноз... — В этом было что-то от искусства, — улыбнулся Фар. — Но потом появились математики, цифроники, кибернетики, семантики и построили такие автоматы, как автомед или гомотрон, и... прощай, искусство! Правда, Ин? — А сейчас, благодаря гомотрону, я могу сказать тебе, что больной вышел из состояния шока. — Это я знал и без гомотрона. — Ошибаешься. Ты только предполагал, как те старинные врачи. Послушай, Фар, — добавила она другим тоном,— выберется ли он из всего этого? — Не знаю. Это только первый этап. Будем оперировать. — А может быть, проконсультироваться с профессором и передать полную информацию группе Рона? Кажется, он принимает дежурство после нас... — Нет, начнем сейчас сами. Ин умолкла и посмотрела прямо перед собой. «Что с ней случилось? — подумал Фар. — Почему она не хочет оперировать? Нет, это не похоже на Ин... Ведь она всегда, даже после этого, работала так, что лучшего и представить себе нельзя. Это замечательная девушка, а я был дураком... Настоящим дураком!..» — Погоди. Одну минутку. — Она встала из-за пульта и подошла к видеотелефону. — Местную информацию, — сказала она и ждала, пока на экране не появился информатор. — Когда прилетает корабль со спутника Шесть? — Опаздывает на двадцать минут, — ответил информатор. — Ах, так! Спасибо. «Спутник Шесть». На Шестом спутнике был тренировочный лагерь этого марсианского парня Даза», — подумал Фар. Он узнал об этом случайно. Правда, он заметил, что Ин какая-то странная, но математики всегда бывают чудаками. Только тогда, в то утреннее дежурство... Были еще сумерки, когда он опустился на гелиодроме. Вышел из кабины и смотрел, как винты клубят струи утреннего тумана. Он слышал только шум мотора, а когда тот остановился, то тишина стала полной. Звезд уже не было, только клиника светилась голубыми прямоугольниками окон. Фар ожидал Ин. Он ждал долго, пока не услышал высокое неясное жужжание. Вертолет опустился посреди площадки. В кабине было двое. «Это не тот вертолет», — подумал он, но потом увидел длинные волосы женщины и уже знал, что ошибся. Немногие из женщин, кроме Ин, сохраняли волосы длинными, на манер древних. Они выскочили из кабины и поцеловались коротко, так, на прощанье. Потом он смотрел, как Ин бежит по ступенькам, на которых они иногда сидели летом. Фар медленно двинулся по площадке гелиодрома. Юноша заметил его. — Мне неприятно, что это так получилось, — сказал он. Фар не ответил ничего, но чувствовал себя очень плохо. — Все это было так неожиданно, что мы не успели поговорить с тобой, — продолжал тот. «— Она хотела сегодня сказать тебе все. Ты на меня сердишься, Фар. Я должен был бы прийти к тебе раньше. Но я могу покинуть Шестой спутник только на несколько часов. У нас "гам тренировочный лагерь, — пояснил он. — Послушай, это будет очень тяжелый для нее разговор. Помоги ей как-нибудь. Ч то-то настойчиво жужжало между пультами. Экран, до сих пор монотонно серый, засверкал молниями. — Он пришел в себя, — сказала Ин. — Включи анестезирующее поле. — Уже включено. «О чем может сейчас думать этот мальчик? — думал Фар. — Может быть, вспоминает последнюю секунду перед катастрофой и видит приближающиеся деревья». — Ты уверена, что он ослеп? — спросил Фар. — Уверена. Осколок кости давит на скрещение зрительных нервов. Подумай, Фар, — неточное движение руля, и вот... Он придвинулся ближе к пульту и просунул руки прямо к центральному управлению автомата. Сделал несколько быстрых движений пальцами. Он работал лишь долю секунды Безошибочно раздвинул вибратором кости и ткани, извлек осколок, и тогда вспыхнула зеленая лампочка, означавшая, что задание выполнено. Фар на мгновение прервал работу и откинул волосы, падающие на лоб. — Теперь сделаем маленький перерыв, — произнес Фар. Он улыбнулся Ин, — он был доволен тем, что все прошло так удачно. Смотрел на ползающие по экрану беловатые разряды. Больной был в сознании! Она подошла к видеотелефону. — Прилетел уже корабль? Только что?.. Спасибо, Фар включил в операционной кабине мигающую желтую лампочку. Искры на экране забегали интенсивнее. Больной наверняка видел! «Чего она ждет? — подумал Фар. — Не уговорилась же она с ним именно на это время». — Проверь на гомотроне, что еще нужно сделать. — Ампутировать левую ногу, — тотчас же ответила она. Операция была из тех, которые автомед выполняет сам, по внутренней программе. Она продолжалась едва с минуту. «Наконец я смогу встать и пройтись немного», — подумал Фар. Он чувствовал, как у него цепенеет нога. — Пульс ускоряется, — произнесла вдруг Ин. Он взглянул на экран. Линия извивалась и порой выбрасывалась кверху белыми иглами импульсов. — Ин, включи ему искусственное сердце! Пока — наружное... Он не видел, когда автомед вскрыл юноше грудную клетку. Подключение сердца заняло несколько секунд. Потом пульс и давление вернулись к норме. — Трудно жить с таким сердцем. И потом он не дышит. — Что ты сделаешь? — Не знаю. Нужно проверить его шансы по гомотрону. Это кровоизлияние 8 дыхательном центре мозга. — Неприятная история... — произнесла Ин. Когда-то она уже говорила так... Они возвращались из клиники. Это было в тот день, когда он увидел их утром на гелиодроме. В виробусе ехало еще два студента, громко споривших о безвихревых полях, и девушка с огромной сумкой, переливавшейся узором из разноцветных колец. Девушка некоторое время присматривалась к волосам Ин с тем любопытством и уважением, с каким люди смотрят на экспонаты в музеях. — Ты обрежешь волосы? — спросил тогда Фар. — Обрежу, — кивнула она головой. — А когда он улетит на спутник Сатурна, у тебя будут короткие светлые прядки, как у той девушки? Она снова кивнула. — И вообще неприятная история с этим его полетом,— сказала она. — Там математики с моей специальностью не нужны. Пульс у юноши был уже правильный, и Фару можно было, наконец, встать. Он прошелся вдоль автоматов раз и другой, выглянул в окно. В небе, под низкими серыми облаками, спускался маленький красный вертолет. — Фар, — произнесла Ин у него за спиной, — ничего не получается. Он резко повернулся от окна и подошел к ней. — Проверь еще раз, — жестко произнес он. — Проверь десять раз! Он стоял над ней и смотрел, как она нажимает клавиши и как на экранах появляются, извиваются и гаснут кривые. — Нет. Действительно нет никаких шансов! Смотри, — указала она на один из экранов. — Вот этот незначительный, чуть заметный зубец на кривой означает шанс выживания для больного. Шанс практически равен нулю. Ты понимаешь, это может быть даже не шанс для него, это только автомат ошибся на долю процента. — Ну, так что же дальше? — Не знаю. Действительно, не знаю. «Неужели все было напрасно? У него нет шансов? Мальчик в сознании... Он, наверное, знает, что лежит в автомеде... и думает, что самое страшное уже миновало». Он снова подошел к окну, но ничего не увидел, так как пошел дождь. — А может быть, попытаться?.. Я, собственно, с самого начала думал об этом, но боялся. Хотя действительно, если приказы от нервных центров ко всем органам 'идут в виде определенных рядов импульсов, то можно в поврежденный центр ввести электрод извне и оттуда посылать эти импульсы,— так мы рассуждали тогда с Роном. Это было бы нечто вроде искусственного дыхания». — Ин!.. Она снова говорила по видеотелефону. — ...да, скажите ему, чтобы он подождал! Она кончила разговор и взглянула на Фара. — Что ты собираешься предпринять? — Буду стимулировать его дыхательный центр программой извне! Она отвернулась от экранов и посмотрела на него очень серьезно. — Ты? — спросила она наконец. — Да. — Молэто ужасно... Тебе нельзя рисковать! Ты не имеешь права! — Иначе он умрет. Я врач, Ин, Она уже не смотрела на него. Перевела взгляд на экраны, где извивались и переплетались кривые. — Кто проведет операцию? — спросила она. — Я. — Сам? — Да, я сам. — Я приготовлю тебе автомед, — сказала она. — Ин! — окликнул Толев с экрана видеотелефона. — И» этот парень не мог больше ждать и полетел обратно на Шестой спутник. Просил меня сообщить тебе, что вы летите на Марс. Его руководство согласилось... «Так вот чего она ждала!» — подумал Фар. — Хорошо. Спасибо, — сказала Ин, даже не глядя к Толева. Встала и подошла к автомату. — Я приготовлю автомед, и можем начать. Кроме того я вызвала Рона, Он установит тебе электрод. «Она нажала кнопку тревоги, и Рон сейчас прибежит,- подумал Фар. — Так всегда бывало. Мне никогда не удавалось предвидеть, что она сделает...» Когда Рон вбежал в кабинет, Ин не дала ему сказать ни слова. — Установи Фару электроды в дыхательном центре, это очень срочно, потому я тебя и вызвала, — сказала она, — Электроды? Фару? А что с ним случилось? — Возбуждение нефункционирующего центра импульсам из здорового. Как в ваших опытах. — Но Фар... — Не спорь с ним, Рон. Мы уже спорили. Установи ему электроды. Фар кивнул головой. — Установи, — подтвердил он. Кабина автомеда была маленькая. «Никогда не дума глядя извне, что она действительно такая тесная», — подумал Фар. Операционный стол, прямоугольный, белый, как тот, на котором лежит юноша, большая, яркая лампа и ровно столько места, чтобы можно было улечься на стол. Он улегся, и автомед слегка прижал ему голову. «Это анестезирующий электрод», — успел он еще подумать, а потом наступило короткое беспамятство. Коротка только для него, так как фактически прошли минуты, но операция была выполнена. Он вышел из кабины и подошел к пультам управления. — Может быть, сделаю это я? — предложил Рон. — Нет! — Фар сел перед экраном и смотрел прямо перед собой. — Фар, что с тобою? — Ин положила ему руку на плечо. — Ничего. Иди к гомотрону и перейди на контроль. Сейчас начнем. Она отошла к автомеду. «А потом она улетит на Марс, — подумал Фар. — Я буду получать открытки на Новый год, открытки с красной марсианской пустыней, когда у нас будет холодно и будет падать снег. А потом уже ничего не буду получать, потому что открытки посылаются не вечно». — Есть контроль, — произнесла Ин от пульта управления. Фар выключил искусственное легкое. — Шевельнулись... мышцы шевельнулись, — прошептала Ин. «Значит, попал. Его центр реагирует, и мышцы двигайся, — подумал Фар. — Теперь маленькая поправка». Он передвинул электрод на долю миллиметра. — Лучше... Теперь лучше. — Ин встала и подошла к нему. — Как ты себя чувствуешь? — Вернись к пультам, — коротко сказал он. Да, мышцы двигались, явственно увеличивая объем грудной клетки юноши! — Посмотри на экране распределение напряжений... — Были какие-то проблески, но погоди... — Она наклонилась к экрану. — Какой-то перепад уже есть! Фар разомкнул контур, и импульсы из его мозга больше не шли по проводам. — Дышит, — произнес он. — Дышит, вправду дышит! — повторила Ин, вглядываясь в экран, словно впервые видела такой процесс. — Он будет жить, Фар! — Поздравляю. Удалось! — сказал Рон. — Теперь нужно передать его новые параметры гомотрону, а ты, Фар, возвращайся в операционную. И снова Фар лежал в маленькой кабине на белом стоя под огромной лампой. ...Фар взглянул на Ин и Рона, склонившихся над пультами, потом вышел из кабинета. По каменным ступеням он спустился на гелиодром. Дождь перестал. На площадке блестели лужи. «Это была трудная операция у нашей группы», — подумал он. Фар повернулся к зданию и увидел Ин. Перепрыгивая через лужи, она бежала к нему по серой площадке гелиодрома.
А
— Скажи пульс, — обратился он к Ин. 
— В этом было что-то от искусства, — улыбнулся Фар. — Но потом появились математики, цифроники, кибернетики, семантики и построили такие автоматы, как автомед или гомотрон, и... прощай, искусство! Правда, Ин? 
— Фар, — произнесла Ин у него за спиной, — ничего не получается.