Высокая стена, около нее столбы с колючей проволокой, чуть светлеют узкие деревянные мостки вместо тротуара, стучат размеренные, спокойные шаги. Я хожу взад и вперед, считая шаги, деревья, кусты и еле заметные пятна ромашек. Все было таким привычным и банальным. Ожидание свидания, волнение, тысячи различных предположений: почему не пришла, придет ли? Высчитывалось, сколько еще осталось ждать. Принимались решения: «Вот подожду еще десять минут, потом уйду». Но десять минут проходили, проходили и двадцать, а я все ждал и ждал, незаметно для себя учащая шаг, до тех- пор, пока эти размеренные шаги не превратились в какую-то безудержную беготню. И это было обычным, особенно если принять во внимание, что наша встреча должна была произойти после двух лет ожидания. Мы были в разных местах: она — в далеком тылу, а я — на фронте. И вот сегодня на том же самом месте, где мы иногда виделись два года тому назад,— наша встреча. Пожалуй, и это было тоже совсем обычным. Мало ли людей ожидают друг друга: после долгой разлуки! Обычная житейская ситуация. Но самым странным и необычным во всей этой истории был подарок для возлюбленной. Вместо цветов или тщательно перевязанной цветной ленточкой коробки с конфетами в моем широком кармане покоился тщательно упакованный сверток с термометрами. То были термометры медицинские и комнатные, максимальные и минимальные, на десятки и сотни градусов. Они были маленькими и большими, толстыми и тонкими, с именами Цельсия, Реомюра и Фаренгейта. И представлялось мне, что при встрече я ловким движением освобождаю градусники от бумаги и, держа за концы, преподнесу ей их, как стеклянный призрачный букет. Но шутки в сторону, при всей фантазии до такого букета я бы один не додумался. В тысячный раз перечитываю телеграмму: «Буду пятнадцатого сентября двадцать один час на том же месте, прошу из города привезти десять термометров». Каких термометров? При чем тут градусники? Ведь мы же не виделись два года! Неужели в телеграмме о нашей встрече вместо слов любви и радости можно было писать о градусниках? Но девушка — инженер, занята научной работой, может быть, это по рассеянности? Может быть, это так нужно? Кто может разобраться в причудах женского характера? Но все-таки обидно, хоть бы написала, какие ей там нужны, — привезешь, да не те. Впрочем, я предусмотрителен, мой букет состоит из пятидесяти градусников всех сортов. Покупал, как цветы в оранжерее, может быть, среди них найдутся и любимые. Темнеет. Луна еще не всходила. Как нарисованные, стали белые стволы березок. Каменная стена кажется еще выше, сливаясь с темнотой. Я в волнении шагаю по дощатому тротуару. Взад — вперед, взад — вперед, и кажется, что подо мной горит земля. Земля мне кажется горячей в буквальном, а не в переносном смысле: подошвы горят, как; будто бы их колют сотни тонких иголок. Я остановился, приложил руку к доске — она была суха и холодна. Странное, непонятное ощущение. Вечер был теплым, но я чувствовал лихорадочный озноб, как при малярии. Лоб покрылся испариной. Мне все мешает, казалось, даже пуговицы жгут. Они впиваются в поясницу, грудь, руки, как будто бы мне на тело капают расплавленным сургучом. Где-то был ножик. Мелькает шальная мысль: отрезать крючки и пуговицы. Но ножик горячий и жжет руки. У меня высокая температура, хорошо, предположим, но почему, же от моего тела так нагреваются вещи? Я, кажется, схожу с ума. Нет, спокойнее, еще спокойнее! Вот так, остановись, закури, подумай. Только спокойнее! Я зажег папиросу и тут же бросил. Мне показалось, что я ее сунул горящим концом в рот. Во рту что-то жжет, как будто бы там остался еще не погасший пепел: это накалилась золотая коронка. Я не узнаю себя. Что со мной случилось? Отбежал с дорожки и сел! на сырую росистую траву. В чем же тут дело? Через десять минут мне стало легче. Я ощупал пуговицы, ножик, провел пересохшим языком по зубам, один из которых мне казался горячим. Все было нормально. Медленно поднялся и снова вышел на дорожку. Уже половина десятого. Неужели она могла, так запоздать? Сколько шагов от столба? Десять... А обратно? Опять что-то странное: пряжка на поясе обожгла мне пальцы. Часы остановились; их? серебряный браслет был горяч. Я сунул обожженную руку «в карман; пальцы схватили раскаленные ключи. Нет, это просто малярия. Я начинаю бредить. А может быть... Впрочем, узнаем, у меня есть термометр. Сажусь на траву у дорожки. Разворачиваю дрожащими руками сверток. Звенят стеклянные трубки. Обжигая пальцы о горячие пуговицы, расстегиваю гимнастерку. Мне показалось, что я сунул подмышку кусок раскаленного железа; оно нагревается все сильнее и сильнее. Вынимаю градусник. В ярком свете фонарика вижу, как тонкая иголочка ртути уткнулась в цифру 43. Фонарик выпал из рук. Да нет, не может быть, такой температуры у человека не бывает! Надо взять другой термометр. Но где же фонарик? Лежит в траве. Я поднял его, и он вспыхнул ярким, ослепительным светом. Я зажмурился и выключил свет. Открыл глаза. Фонарик горит еще ярче. Нажимаю и отпускаю кнопку — фонарь горит. Выбрасываю батарейку — фонарь горит. Нет, это уже настоящий бред! Схватил с земли первый попавшийся термометр. Он почему-то оказался длинным и не умещался подмышкой.
При свете фонарика без батарейки я вижу, как предательская струйка ртути медленно ползет к 60 градусам. Ползет дальше. Вот уже 80 градусов. Сейчас будет 100. Я погибну. Кровь закипит в жилах, как только змейка доползет до ста. Тогда конец. Тонкое шипение послышалось мне. Какое-то странное клокотание чувствовалось в левой стороне груди... Довольно, не верю. Этого не может быть! Я схватился за сердце. В левом кармане — автоматическая ручка. Вытащил ее и, обжигая пальцы о металлическую трубку, отвернул верхний колпачок. Со свистом и паром выплеснулись кипящие зеленые чернила прямо в лицо. С треском лопнул стоградусный термометр. Я приподнялся, собрал термометры, засунул их в карман и начал вытирать лицо. В кармане что-то треснуло, потом снова резкий щелчок, еще и еще. Это лопались термометры, максимальные и минимальные, комнатные и медицинские, Цельсия и Реомюра. Последним лопнул толстый Фаренгейт. А на земле они не лопались. Значит, стоило их поднести близко к моему телу, как обезумевшая от жары ртуть начала рвать стенки стекла. Не может быть! Неужели я являюсь источником такой необыкновенной тепловой энергии? Новая загадка науки. Жалко, все термометры лопнули, а то бы можно было проверить еще раз. Я лег на траву. Надо ждать.
СКАЗКА О ЗОЛОТЫХ МОНЕТАХ Тишина была плотной и назойливой. Но вот послышались слабые, крадущиеся шаги. Наконец-то она пришла, кончились два года ожидания, именно сейчас, вот в эту самую минуту... Мелькнула тень и остановилась на пути... Потом пригнулась к земле и поползла под проволоку. Это не она, а кто-то другой. Может быть, мне просто так кажется?
Фигура взметнулась черной птицей на высоком каменном заборе; она была страшной на фоне седых облаков, освещенных луной. Сухой треск беспорядочных выстрелов разорвал тишину. Тень заметалась и скользнула вниз, потом запрыгала по траве, как гигантская лягушка, проскользнула под проволоку и вылезла на тропинку. Это был мужчина в темном пальто и в надвинутой на глаза шляпе. В каком- то спектакле я такого встречал. Он поднялся с колен, в этот момент увидел меня и поднял руки. Лицо его было искажено бесконечным страхом. Он что-то бормотал, оглядываясь назад. — Добрый вечер. Ну как, не ушиблись? — участливо спросил я. — Я не стрелял, я не хотел этого. Я болен, пустите меня, — хрипел он, пугливо вздрагивая и озираясь. — Что вы? Без врачебной помощи? Как можно! К нам бежали бойцы вооруженной охраны. — Вот и санитары. Смотрите, как быстро. Нас провели в комендатуру. Ожидание кончено. Проверены документы, установлена моя личность. Допрашивают неизвестного: — О цели вашего посещения этого предприятия нам известно. Но зачем вы начали стрелять, когда поднялись на забор? — Я не стрелял, — отвечал неизвестный. — Вот ваш браунинг. В стволе пороховой набор. Из него стреляли не более получаса тому назад. — Я не стрелял, — твердил тот. — А кто же? Разве вы были не один? — Нет, один. Пистолет сам стрелял. — Очень и очень странно, — сказал комендант, постукивая карандашом по столу. — Но все же расскажите по порядку о ваших действиях. Итак, вы подошли к заграждению...
— Я ничего не знаю. Я ничему не верю! — задыхаясь, кричал незнакомец.— Здесь живет сам дьявол! Он свил гнездо у этой стены. Все было против меня. Когда я прятался в тени у забора, фонарь загорелся сам. Понимаете — сам, чтобы выдать меня! Яне мог погасить, растоптал. У меня на груди были зашиты монеты: золото, что я получил. Они жгли мое тело, как раскаленные. — Честность заговорила, значит. Что ж продолжайте, продолжайте, такие деньги, конечно, беспокоят, — иронически заметил комендант. — Вы меня не так поняли: я говорю, деньги жгли буквально. В кармане был золотой портсигар, его мне подарили за... — Честную работу, — я так понимаю. — Он обжигал мне руки, я его бросил. Когда поднялся на стену, то выдержать больше не мог: золото жгло. Я почти потерял сознание. Я - только помню, как разорвал костюм и попытался выбросить монеты, как сдирал кольца, запонки. Я хотел вырвать свои золотые зубы, что жгли мне рот. Везде было золото. Я все делал ради него. Всю жизнь оно руководило моими поступками. Я ему отдал «все: сотни человеческих жизней, друзей, близких — всего себя. За что же оно мне так мстит? — Та-ак, — протянул комендант, — говорите, раскаленные золотые монеты, вроде как в сказке, руки жгут. Все это, конечно, интересно, а другой раз я бы вас послушал с удовольствием. Но ближе к делу. Кому и зачем «вы бросали золото, которое мы нашли у забора на территории института? — Там никого не было. Я же говорю: оно меня жгло. Я не мог вынести этой пытки. — Хорошо, но почему именно на стене с вами случилось это запоздалое моральное потрясение? Что вы увидели во дворе? — Я же вам говорил: там никого и ничего не было. Это не моральное потрясение, — это физическая боль. Не верите? Глядите — ожоги на руках. — И он протянул вперед грузные ладони с красными, полосами. — Как вы думаете, — обратился ко мне комендант: — можно ли предположить, что действительно задержанный выбросил золото потому, что оно физически жгло ему руки? Мне стало немного не по себе. — Я прошу меня понять. Все это очень странно, но вполне возможно. Я сам... — Что вы сами? — перебил меня комендант. — Я сам чувствовал на том месте... Комендант посмотрел на меня. — Простите, у вас лицо в каких-то зеленых пятнах. Отчего это? — В моей ручке чернила закипели и вместе с паром обрызгали лицо. Вы видите, вот стеклянные трубки, — это термометры, лопнули от жары. — Какой жары? — Не знаю. Мне почему-то казалось, что от температуры моего тела. Я думал, что это малярия, лихорадка, какая-то непонятная ужасная болезнь... — Да что вы температуру себе, что ли, мерили там, у забора? — перебил комендант. Я замялся. — Это покажется странным, но я должен был понять, что делается со мной. Градусники были в кармане, и я... решил проверить... — Так какая же у вас температура? — Сто градусов. Комендант подскочил: — Сколько, вы сказали? — Сто градусов, — повторил я. — Извините, пожалуйста. Я попрошу еще раз показать ваши документы. Он пересмотрел на свет все мои бумаги, прошел в другую комнату, с кем- то долго говорил по телефону, потом, щелкнув каблуками, нерешительно возвратил мне документы. — Впрочем, если вы утверждаете, что такая вещь возможна, не будете ли столь любезны пройти с нами на то место, где якобы наблюдаются столь невероятные явления. Задержанного под стражу! — указал он на неизвестного.— Сержанты Кузовкин и Михелев, за мной!
ВСЕ СТАНОВИТСЯ ЯСНЫМ Светила луна. Горели капли росы, расстилался сизый туман, призрачными казались стволы берез. Все было так же, как два года тому назад. Только на лугу, что когда-то был покрыт кочками и мелким кустарником, выросли три многоэтажных, здания. — Вы подтверждаете, — обратился комендант ко мне,— что все произошло именно здесь? — Да. На этом самом месте я наблюдал примерно те же явления, о которых говорил тот человек, — стараясь быть спокойным, отвечал я.— Но подойдем же ближе к заграждению. Теперь скажите: вы ничего не чувствуете? — То есть, что вы хотите, чтобы я чувствовал? — удивился комендант. — Ну, что-нибудь странное? — Вы правы, мне кажется очень странным... — И что? — Ваше поведение. Тусклый лунный диск катился по верху стены, рядом черная тень грозила бездонной пропастью. Казалось, оступишься — и упадешь в ее немую глубину. Кто мог предугадать такой разворот событий? Как я мог поддаться сумбурным ощущениям взволнованных минут, лихорадочному пульсу ожидания, спутать свои внутренние переживания с проявлением внешнего мира? Я бы мог ничему не верить, но осколки термометров доказывают реальность этих странных явлений. И потом этот безумец с его рассказом о мести золота. Непонятное совпадение! Ну и луна! Мне казалось, что до сегодняшней ночи я ее никогда не замечал. Оказывается, ночью трава голубая. Пригорок тоже голубой, с белыми брызгами, наверное, ромашки. Наверху две березы. Они стоят мраморными колоннами. А между ними синий бархат неба, над которым висит лунный прожектор. От колонны отделяется белая фигура, поднимает руку, как бы уцепившись за несуществующий занавес, бросает его и быстро сбегает вниз по голубой траве. Я растерянно смотрю на нее, протягиваю вперед осколки термометров, разных — минимальных и максимальных, Реомюра и Цельсия. Они блестели в лунном свете, и падали на землю их сверкающие ртутные капли. — Прости, опоздала. Но я ждала. Я знала, что ты придешь. Подумай, столько времени. Ты не узнал нашей старой рощи? Часовые подошли ближе. — Но ты не один, кто это? — Это... мои знакомые, — слегка запинаясь, выговорил я. Она недоверчиво взглянула на суровые лица часовых. Подошел комендант, внимательно посмотрел ей в лицо и улыбнулся, — Вот уж не узнал! — воскликнул он, протягивая руку. — Так вы знакомы с моим другом? — удивилась они. — Да, сегодня немножко познакомились вот с ним и еще там с одним... Знакомство, как говорят, интересное... — Ну, идемте быстрее. Мне еще нужно запечатать свою лабораторию,— засуетилась она. — Какую лабораторию? — спросил я, теряясь в неясных догадках. — А я разве не писала, что вот уже целый год работаю в лаборатории высокочастотных генераторов? А это наш филиал электротехнического института; за год построили. Сегодня мы испытывали генератор ультракоротких волн. У него такая мощность, что на складе весь запас градусников полопался, а мне завтра нужно измерять температуру некоторых растворов. Извини, что я тебя об этом просила. Мне показалось, что это будет самым простым способом, чтобы доставить термометры. Но ты, наверное, очень удивился? Сознайся. А? Мне стало все абсолютно ясным.
НЕОБХОДИМЫЕ УТОЧНЕНИЯ ОТ АВТОРА Теперь перейдем к главному — к технике. Давно, в самой ранней юности, я помню сумасшедшую лампочку под потолком. Она висела в квартире моего товарища. И вечером и днем она зажигалась сама, когда ей это нравилось. Не признавая выключателей, лампочка упрямо горела при любом его положении. Она горела даже, если перегорали пробки » в квартире >и на столбе. Мы слушали радио и замечали, что ее сверкающий глазок мигает музыке в такт, а когда молчали наушники, лампочка становилась покорной и слушалась выключателя. Дом, где жил товарищ, находился почти под антенной мощной радиостанции. Это ее энергия питала упрямую лампочку — энергия огромного электромагнитного поля. И если на расстоянии тысяч километров от радиостанции далекие любители принимали на свои приемники ее еле заметное дыхание, то здесь, рядом, через край лилась освобожденная энергия. Она бушевала в проводах, зажигала днем лампочки, жгла пальцы телефонисткам, спаивала порошок в их микрофонах. Точные измерительные приборы в соседних лабораториях стояли на столах и удивленно поводили усами стрелок. Вдруг, как по команде, стрелки метнулись вправо за шкалу, приборы перестали жить: слишком большой ток пробежал по их обмоткам. Дежурный техник на радиостанции всю ночь не мог отойти от испытываемого передатчика. Ему принесли ужин. Он в негодовании обжигал себе губы, глотая холодный компот: ложка была горячей и больно жглась, как крапива. Люди у передатчика ходили с высокой температурой и головной болью, как в малярии. Потом они придумали костюмы из металлической сетки, спасаясь от всепроникающей высокой частоты так же, как сеткой защищаются от малярийных комаров. Прошло время. Наконец инженеры заперли вырвавшийся поток, защитили его экранами, специальными катушками, сквозь которые не пройдет радио- энергия. Все стало абсолютно спокойным, и мы об этом забыли. На месте кочек и болот выстроили новые лаборатории электротехнического промышленного института. И в эту памятную для меня ночь молодой инженер впервые испытывал новый генератор ультравысокой частоты. Генератор был предназначен для изучения действий огромных мощностей ультракоротких волн. В его магнитное поле ставили тигель с металлом. Металл нагревался так же, как ложка передатчика, и плавился без угля и окалины. Так создавались особые стали, особые сплавы. Нет лучше высокочастотной закалки стали, нагретой в поле генератора, потому что закаливается только поверхностный слой, а внутри металл остается вязким и прочным. Целые колоды дерева в несколько часов вместо месяцев высушиваются токами высокой частоты без малейшей трещинки, потому что дерево прогревается насквозь не так, как металл. В этом причуды действия ультракоротких волн. Генератор мощностью в несколько тысяч киловатт стоял в помещении, примыкающем к ограде, опоясывающей здание лаборатории. И тут, за глухими стенами института, проводились опыты, обещающие раскрыть новые тайны науки в еще мало известной области ультравысоких частот. Генератор еще не был защищен, и его энергия перехлестывалась через край, через стены и заставляла нагреваться гвозди моих подошв, пуговицы, крючки, ножик в кармане, браслет часов. Жар лихорадки ознобом прошел по телу. Ведь на мне не было защитного костюма. Термометры нагревались, конечно, не от моего тела, хотя его температура и могла подняться свыше сорока! градусов под действием ультравысоких частот. Нагревалась! ртуть, как и любой другой металл в поле высокой частоты, в сотни градусов. Поэтому лопались тонкие стеклянные трубки термометров в кармане и казалась страшной мнимая стоградусная температура человеческого тела. Термометры, лежащие на земле, были слабо подвержены действию токов: ток уходил в землю, поэтому еле заметно горела лампочка фонаря, когда он лежал на земле. Фонарик без батарейки светил энергией генератора. Чернила в металлическом резервуаре автоматической ручки закипели потому, что стенки резервуара нагрелись от токов высокой частоты. Не могу вспомнить без улыбки свою неудачу, когда я пытался обнаружить эти странные явления при выключенном генераторе: ведь дежурный инженер в это время дожидался за стенами института. И даже золото, обжигающее руки, было не сказкой. Человек на стене мог его ощущать вполне реально, потому что он находился в магнитном поле катушки генератора, где делаются жидкими самые тугоплавкие металлы. Кстати, об этом непрошенном госте. Как потом стало известно, он получил задание снять чертежи нового генератора. Видимо, для него генератор был нужен, чтобы концентрировать мощную энергию в определенной точке. Вероятно, он думал — с помощью такого генератора удастся получить «лучи смерти», взрывающие на расстоянии. Как надоели эти бредни! До каких же пор аферисты всего мира будут изобретать эти воинственные лучи? . Да, действительно, эти лучи взрывают на расстоянии. Это они взорвали патроны пистолета в кармане гостя. Но для этого он чуть не влез в катушку генератора. Медная оболочка патронов раскалилась, и вспыхнул порох. Это был взрыв на расстоянии двух метров при мощности генератора в тысячи киловатт. Теперь можно подсчитать, какую же мощность нужно для того, чтобы взорвать снаряды на расстоянии хотя» бы в один километр. Впрочем, довольно об этом. Враги прекрасно помнят, как совсем недавно над их головами взрывались наши советские снаряды без всяких таинственных лучей. «Лучами жизни» называем мы энергию ультракоротковолновых генераторов. Это она заставляет быстрее тянуться молодые ростки, значительно скорее растут овощи, которые почувствовали живительное тепло генераторов, семена быстрее всходят. Да мало ли чудесных свойств этих лучей мы можем использовать в нашем хозяйстве! Скоро они перестанут быть чудесными и таинственными: мы просто к ним привыкнем. Если бы я отошел от генератора и проверил у себя температуру, зная, что магнитное поле ультравысокой частоты не действует непосредственно на ртуть термометра, то все равно температура моего тела была бы около сорока градусов. Так и случилось со мной во время ожидания в поле генератора. Мне казалось, что я болен малярией: температура поднялась, я чувствовал все ощущения лихорадочного озноба. Это потому, что под действием лучей генератора действительно поднялась температура тела. Но, оказывается, эти лучи не вызывают болезнь, а исцеляют, так как от их действия погибают многие микробы, например микробы малярии. Эти свойства УКВ генератора начинают широко использовать советские ученые. В наших клиниках производят опыты и применяют ультракороткие волны при лечении малярии, возвратного тифа и других болезней. Под действием живительных лучей, говорят, излечивается даже такая страшная болезнь, как показатель, фурункулы пропадают при облучении ультравысокой частотой через несколько сеансов. Мы пробовали лечить раненых; раны заживают значительно быстрее, потому что, как говорят специалисты, эти волны убивают гнилостных микробов.
Может быть, через несколько лет вместо «домашней аптеки» на стене у вас будет висеть шкафчик, в котором смонтирован генератор... На шкале будут написаны названия разных болезней.
Можно привести много примеров, где успешно применяются эти чудесные лучи. И хочется немного помечтать, Может быть, в будущем, ну, скажем, через несколько лет, у вас на стене вместо «домашней аптечки» с пузырьками, порошками и баночками будет висеть небольшой шкафчик, в котором смонтирован генератор. По шкале как у радиоприемника, двигается стрелка. На шкале написаны названия разных болезней: «грипп», «малярия», «ангина», «насморк». Вы заболели. Вызываете врача. Облик врача тоже, вероятно, изменится: это будет что-то среднее между врачом и инженером. Вот он вас выслушивает при помощи портативного стетоскопа с радиоусилителем (наконец-то врачи расстанутся со своей слуховой трубкой.!), затем просматривает ваши легкие карманным рентгеноаппаратом (шнур от него тут же вставляется в штепсельную розетку) и, наморщив лоб, вынимает из бокового кармана... логарифмическую линейку, затем быстрыми движениями производит несколько простейших операций с числами и пишет рецепт: Длина волны .... 16 см. Мощность.... 10 ватт. Через час по столовой ложке. («По столовой ложке» зачеркнуто и затем исправлено. «По 10 минут облучения».) Вы надеваете на себя специальные пластинки электродов, вставляете вилку в штепсель и таким образом принимаете «лекарство». Приятное тепло разливается по телу, и вы с усмешкой вспоминаете время, когда глотали горькую хину. И как знать, может быть, с каждым годом все меньше и меньше будет названий болезней, что написаны на шкале аппарата, — их мы будем просто стирать резинкой. Пусть врачи лечат только насморк, — других болезней для них не останется. Разве не хочется об этом хотя бы в шутку помечтать? Может быть, потому автор и рассказал эту странную историю о лопнувших градусниках.
