— Вам письмо, Мишенька, — прошелестела редакционная секретарша, беленькое пушистое существо с детским точным прозвищем Курочка. Миша Стендаль поморщился. У него сидел пенсионер с жалобой, шел солидный разговор о водопроводе, пенсионер величал Мишеньку по отчеству, так что обращение Курочки было неуместным. — Положите на стол, Антонина Панфиловна, — сказал Миша. Курочка вспыхнула от такого афронта и обиженно уцокала каблучками из комнаты. Миша вздохнул, обратился к пенсионеру: — Продолжайте, я слушаю. А сам покосился на письмо. Письмо было личное. «Гор. Великий Гусляр. Редакция газеты «Гуслярское знамя». Т. Стендалю М. А.». Но главное, обратный адрес. Стендаль даже перестал слушать пенсионера, только поддакивал и ждал момента, когда можно будет письмо вскрыть. Обратный адрес был такой: «Гуслярский район, Заболоцкое лесничество. Зайке Терентию Артуровичу». Терентий Зайка был старым знакомым Стендаля, представителем семейства талантливых изобретателей. Месяца три назад Зайка приезжал в город на самоходной русской печи своего изобретения, и тогда Стендаль написал о нем яркий очерк, который был перепечатан в сокращенном виде в областной газете. Стендаль давно просился к Зайкам в гости, ждал приглашения. И вот письмо... Наконец, пенсионер ушел. Стендаль сразу потянулся к письму, вскрыл его и прочел следующее: «Здравствуй, дорогой друг Михаил Бальзак!» Слово «Бальзак» было аккуратно вычеркнуто и поверх написано «Стендаль». Терентий вечно забывал, с каким великим писателем Миша однофамилец, — рассеянность, простительная для самородка. «Пишет тебе Терентий Зайка, если вы меня не забыли. Жизнь у нас тихая, природа начинает оживать после зимней спячки, хотя до весны еще не близко. Зимний период для нашей семьи выдался занятый. Надо подготовиться к лету, к борьбе с лесными пожарами, вредными насекомыми и туристами, подкармливаем диких животных, ведем текущие дела и немало времени отдаем научной работе. Как вы знаете, Миша, наш батя Артур Иванович, мой брат Василий и лично я склонны к размышлениям. Раза два приезжали корреспонденты, жаль, что тебя с ними не было, но мы с чужими людьми держим себя сдержанно, потому что некоторые из них гоняются за сенсацией. Печка наша на ходу, не жалуемся. Последние три месяца мы посвятили биологии. Кое- чего добились. Если тебе интересно, приезжай к нам в субботу или воскресенье, буду ждать тебя с нетерпением, адрес ты знаешь. Остаюсь преданный тебе друг Терентий». От Гусляра до Заболотья полтора часа на автобусе, а оттуда до кордона по проселку час пешком, если не будет попутки. Когда Стендаль, одурев от долгой езды и духоты, выбрался из автобуса, его ждали. Стоял хороший, яркий, морозный, искристый мартовский день. Солнце светило по крышам, бросало сиреневые тени голых деревьев на серебристый снег, посреди площади стояла большая, беленая — на снегу не сразу различишь — русская печь. В печке трепетал огонь, из трубы тянулся прозрачный дымок, рядом с печкой стоял Терентий Зайка собственной персоной в темном костюме, при галстуке, в блестящих ботинках. — Эй! — обрадовался корреспондент. — Терентий! Какими судьбами? Не простудись! — Здравствуйте, Миша, — ответил Терентий. — А я за вами. По площади шли люди, бежали дети, никто не обращал внимания на русскую печь, на которой приехал Терентий. В округе привыкли к чудачествам Заек, но уважали за талант и добрый нрав. В истории человечества встречаются гениальные изобретатели. Порой они имеют обыкновение уединяться для того, чтобы готовить гибель всему живому, или сходят с ума от одиночества. Совсем иное дело Зайки. Эта дружная семья состоит из Артура Ивановича, его сыновей Василия и Терентия, а также из Васиной жены Клавдии. В обыденной жизни эта семья ничем не отличается от окружающих. Василий и Терентий окончили в Заболотье среднюю школу, отслужили в армии, работают, учатся заочно в лесотехническом институте. Василий в этом году защищает диплом. Артуру Ивановичу не пришлось получить высшего образования, война помешала. Однако он начитан, способен к иностранным языкам. В лесной глуши выучил английский, французский, японский, хинди, санскрит, латынь и некоторые другие. Полиглотство Артура Ивановича не пустое, оно направлено на чтение журналов и научной литературы. Василий и Терентий — верные помощники отцу и мастера — золотые руки. В силу того, что они работают коллективом, Зайкам удалось сделать некоторые изобретения, которые не по зубам целым научно-исследовательским институтам как у нас, так и за рубежом. Клава в этом коллективе служит здоровой оппозицией, критическим центром. Если она признала новую работу, работе открывается широкая дорога. Если забраковала, лучше сменить тему. Есть в деятельности Заек и недостаток — мало кто с ней знаком. Виной тому излишняя скромность. Они даже порой заблуждаются, полагая: если что-то изобрели, значит, в больших городах это давно известно. Терентий принял у гостя из рук тяжелую сумку с гостинцами и покачал головой: — Зря вы себя так утруждали, Миша. Стендаль забрался на лежанку, укутал ноги тулупом, Терентий подбросил в печку дровишек. Печка немного приподнялась на воздушной подушке, накренилась, сильнее потянуло дымом. Терентий сидел спереди, свесив ноги и управляя изящно вырезанными из дерева рычагами. Печка шла мягко, километров сорок, не больше, ели покачивали темными лапами, белки выбегали на дорогу, приветствовали лесника взмахами хвостов. — Ой! — сказал Стендаль. — Погляди. На краю дороги стоял бурый медведь оранжевого цвета. Медведь сложил на животе лапы и мычал, покачивая головой. — Что, красиво? — спросил Терентий, притормаживая. — Красиво? Да медведь-то оранжевый. — Ясное дело, оранжевый, я не дальтоник, вижу. Терентий метнул в медведя бубликом, тот подхватил подарок и удалился в лес. — Мы преследовали две цели, — сказал Терентий, прибавляя скорость. — Во-первых, контроль над крупными хищниками. Его издали видно, хочешь, наблюдай, хочешь, контролируй численность. — А вторая цель? — Оранжевая точка мелькнула в просвете между стволов и исчезла. — Вторая цель — создание новых мехов. Ты еще увидишь — у нас два зеленых волка бегают. — Это великолепно! — воскликнул Стендаль. — И цвет крепко держится? — Цвет натуральный. Другого не держим. А вот насчет великолепно или нет, у нас разногласия. — Почему же? — А потому что медведю тоже питаться надо. На одних ягодах не проживешь, а он теперь в лесу как светофор. Вот и пришлось ему обратиться за помощью к людям. Подкармливаем. Или вот взять, к примеру, зеленых волков... И тут Стендаль увидел, что по дороге, низко опустив головы и вытянув в струнку хвосты, вслед за печкой несутся два зеленых волка. Зрелище было почище, чем оранжевый медведь. — Вон они! — Они, это точно. Не бойся, они не кусаются. Они обедать торопятся. И в самом деле, волки обогнали печку и пронеслись дальше. — Летом такому волку раздолье — маскировка в лучших традициях. А зимой он как пальма на снегу. Тоже пришлось взять но снабжение. За такой беседой и коротали дорогу. — А ты чего, Терентий, без пальто, в одном костюме? — спросил Стендаль. — Тоже изобретение? И уже догадывался: или в синем костюме Терентия вживлены электрические нитки, или, может, вокруг него лежит силовое поле. — С детства, — ответил Терентий, — имеем обыкновение обливаться холодной водой. Батя нас всегда в строгости держал. Вася, тот раньше в проруби регулярно купался. Теперь Клава возражает. — Ясно, — сказал Стендаль с некоторым разочарованием. Очень уж сложно сплеталось в Зайках научное, передовое с обыденным. Печка въехала в открытые ворота.
2
— Вы уж простите за нескромность, отведайте нашего, домашнего, — сказал Артур Иванович, приглашая гостя за стол. Стол был уставлен снедью. Миловидная Клава в широких джинсах и белой, расшитой большими цветами куртке навыпуск смущенно зарделась, когда Стендаль похвалил пищу — телятину в кляре, артишоки, малиновый мусс, протертый луковый суп и другие неприхотливые достижения домашней кулинарии. — А ты, Клавочка, не стесняйся, — сказал Василий, очень похожий на младшего брата, такой же золотоволосый, тонкий и аккуратный. — Гость воздает тебе должное. Чего уж стесняться. После сладкого Клава подала мужчинам кофе. — Сами выращиваем кофе, — сказал Терентий. — В теплицах, на гидропонике. Жаль, ты рано приехал, ананасы еще не поспели. К апрелю первые пойдут. — А мы ему в город пошлем, — сказал Артур Иванович. — Пусть побалуется витаминами. — Большое спасибо, — сказал Стендаль. Он наслаждался уютом и гостеприимством Заек. От камина тянуло теплом, под ногами лежали разноцветные экспериментальные шкуры диких животных. В душе жило сладкое томительное ощущение грядущих чудес. Артур Иванович, словно угадав мысли Стендаля, произнес: — Мы о вас, Миша, простите за прямоту, наслышаны от Тереши. Он очень тепло отзывается. — Ну что вы! — И вот решили мы показать вам наши последние опыты, а вы уж сами думайте, что достойно опубликования на страницах прессы, а с чем еще надо погодить. — Я готов! — Стендаль вскочил с мягкого кресла, готовый к действиям.
3
Зайки вывели Стендаля на голубой заснеженный двор. Уже вечерело. Примораживало. Солнце спустилось к вершинам елей. За высокой проволочной сеткой виднелось несколько темных холмиков. — Ну вот, — сказал Артур Иванович. — Полагаем, простите, что это может вас заинтересовать. Поди сюда, баловница. Один из холмиков зашевелился, и из него вытянулась вверх длинная шея с клювом на конце. Открылись стеклянные глупые глаза, страус поднялся на ноги и медленно, словно делал большое одолжение, подошел к загородке. Вид страуса был несколько необычен, ибо он казался одетым в толстую шубу — такие у него были длинные перья или шерсть, даже ноги были укутаны. В мороз он чувствовал себя легко и вольно, не подумаешь, что тропическое существо. Артур Иванович угостил страуса конфетой, и тот вежливо взял ее сквозь сетку. — Другие не встают, — сказал Артур Иванович, показывая на остальные холмики, из которых выросли длинные шеи и клювы повернулись к людям. — Другие на яйцах сидят. Это наше главное достижение. Что морозоустойчивые — куда ни шло, но что яйца на снегу научились высиживать — большое достижение. С пингвинами скрещивали. Внешний вид и размеры страуса, а повадки пингвиньи. Стендаль смело сунул руку в загон, потрепал птицу по клюву и чуть не лишился пальца. — Осторожнее, — укорил его Василий. — Он чужих не признает. Неукротимая птица. — Значит, Миша, — подытожил Артур Иванович, — работаем мы в двух основных направлениях. Первое направление ты видал — это разноцветные животные. Вторая задача, которую решаем, — продолжал Артур Иванович, — приближение некоторых тропических животных, даже, простите за выражение, экзотических, к нашим условиям. — Замечательно,— сказал Стендаль. — Вы разрешите написать об этом в нашей газете? — Пиши, милый, — сказал Артур Иванович. — Пиши. Поможешь преодолеть трудности по внедрению в жизнь. Они пересекли двор и пошли по просеке. — А теперь, если хочешь, покажем тебе один незавершенный опыт, — сказал Артур Иванович. — Не для публикации, а для интереса. Просека кончилась, упершись в поляну. Там находился загон, обнесенный толстыми бревнами. Посреди загона стоял зубр, какого Стендалю не приходилось видеть даже в зоопарке. Ростом он превосходил Стендаля, длиной достигал трех метров, морда у него была тупая и безжалостная. Первобытное чудовище. Но, правда, натурального цвета. Стендаль, хоть и не трус, отступил на шаг от загородки. — Внушает почтение? — спросил Терентий. — Вельзевулом зовут. Вельзевул оглядел присутствующих маленькими злыми глазками и вдруг без предупреждения наклонил голову и бросился на людей. Бревна, из которых была сложена изгородь, содрогнулись от страшного удара, и по всему лесу прокатился жуткий гул. С деревьев посыпался снег, взлетели испуганно вороны. Зубр отошел на несколько шагов назад, чтобы возобновить нападение. — Дикая сила, — сказал уважительно Артур Иванович. Он был здесь самый маленький, даже ниже и легче Клавочки, но единственный не отпрянул назад, когда зубр штурмовал бревенчатую преграду. — Клава, ты готова? — Готова. — Смотри, осторожнее, — сказал Василий. Он был серьезен. Что-то будет, понял Стендаль. Клава подошла к изгороди, оперлась рукой о бревно и легко перелетела в загон. — Стойте! — вырвалось у Стендаля. Но никто не поддержал его. Зубр медленно повел головой в сторону Клавы, пытаясь уразуметь своим маленьким мозгом, кто посмел нарушить его уединение. — Ты, Миша, не беспокойся, мы не изверги, — улыбнулся Терентий. — Мы Клаву любим. — Обратите внимание, пресса, — сказал Артур Иванович. — Это зрелище, простите за беспокойство, достойно внимания. Клава спокойно ждала, пока зубр приблизится к ней. А тог сначала отступил для разгона и начал рыть снег копытом. И вдруг с глухим ревом бросился на Клаву. Та стояла прямо, дубленка распахнулась, шапочка чуть сбилась набок. «Беги», — беззвучно шептал Стендаль. Но Клавочка и не думала бежать. Она дотронулась кончиками пальцев до рогов несущегося Вельзевула, и все дальнейшее произошло так быстро, что Стендалю захотелось закричать как при наблюдении хоккейного матча по телевизору: «Еще раз покажите! В замедленном темпе!» Потому что Клава, взявшись за рога зубра, не только остановила эту махину, но и умудрилась неуловимым движением повалить зубра в снег. И когда Стендаль опомнился, Клава уже стояла над тушей и придерживала ладошкой голову своего противника. — Отпустить? — крикнула Клава — Отпусти, чего животное унижать, — откликнулся Артур Иванович. — И сюда беги, а го спохватится. — Я быстро, — Клава отпустила зубра и легко побежала к изгороди. Зубр и не думал подниматься, он лежал, моргал глазками и переживал. Словно бандит, которому дал достойный отпор маленький ребенок. Клавдия уже стояла рядом с мужчинами. — И что ты думаешь, Миша, по этому поводу? — спросил Терентий. — Ничего не думаю, — сознался Миша. — Она что, какое-то место знает, чтобы его выключить? Клава весело засмеялась. Она приблизилась к журналисту, дотронулась тонкими пальчиками до его груди, и в тот же момент Стендаль понял, что поднимается в воздух. Земля находилась где-то далеко внизу и притом была наклонена. Там же, внизу, всей семьей стояли Зайки и, задрав головы, улыбались. А Клава держала Стендаля над головой на одной руке, и это не составляло для нее никаких трудностей, потому что она при этом спросила гостя: — А скажите, Миша, это правда, что в гуслярском универмаге японские складные зонтики давали? — Простите, я не в курсе, — откликнулся сверху Стендаль, хотя положение, в котором он находился, не склоняло к беседе о японских зонтиках. — Отпусти его, Клава, — сказал Артур Иванович. — Он уже убедился. А то наука превращается в дешевые шутки. Клава осторожно поставила Стендаля на снег. — Пошли домой, — сказала она. — Надо мне отдохнуть. Зубр медленно поднимался на ноги, отворачиваясь от унизивших его людей. — Клава, иди вперед с Васей, — сказал Артур Иванович. — Ты помнишь, где глюкоза лежит? — Сейчас, одну секундочку, — ответила молодая женщина, — надо еще одно дело сделать, а то все руки не доходят. Она свернула с дороги к вылезающему из чащи клыкастому пню в три обхвата. — Осторожно, шубку не замарай, — предупредил ее Артур Иванович. Клава легонько пошатала пень, как хирург пробует больной зуб, прежде чем взяться за него щипцами. Пень громко заскрипел. — Ты его туда, в сторону положи, — сказал Василий. — Я его потом распилю. Клава рванула пень, оглушительно взвыли рвущиеся корни, и откатила громаду куда велел Василий. — А теперь пошли, — сказала она, запахивая дубленку.
4
Василий с Клавой покинули гостя. Остальные вернулись в горницу к камину. — Как тебе, Миша, достижения Клавы? — спросил Терентий. — Я с нетерпением жду объяснений! — ответил Стендаль, прихлебывая из кружки квас, чтобы остудить свои чувства. — Проще простого, — сказал Терентий. — Надо только задуматься. А мы. Зайки, очень даже любим задумываться. Артур Иванович согласно кивнул. — Вот ты задумывался, по какому принципу работают мышцы? — Ну сокращаются. И расслабляются... — Это не принцип, — вздохнул Терентий. — А принцип у них, как у любого двигателя — сжигают топливо, выделяют энергию, совершают работу. — Ну разумеется, — согласился Миша. — То-то, что не разумеется. Вот ты можешь, например, поднять двадцать килограммов. — Больше, — утвердительно возразил Миша. — А спортсмен может сто или даже двести. Для этого он такую массу мускулов на себе наращивает — смотреть страшно. И все чтобы жалкие двести килограммов поднять. Очень неразумно мы устроены. — Здесь, Тереша, прости за вмешательство, ты неправ, — блеснул голубыми глазами Артур Иванович. — Устроены мы разумно, только ограничитель стоит на нашей машине. Чтобы топлива на подольше хватило. Умный человек пятьдесят килограммов на спину взвалит и весь день топает. А топливо в мышцах себе горит, идет гликолиз, хранится ектомиозин, подробностей тебе говорить не будем, все разно, прости за недоверие, не поймешь. — Не пойму, — покорно согласился Стендаль. — А если нам нужно все топливо сразу истратить, костер зажечь? Ведь мышцы на это способны. Их волокна такой крепости и эластичности, что ты, Стендаль, прости, не представляешь. Может, помнишь, в школе опыты делали: лягушечью лапку электротоком раздразни, она целую гирю поднимет. Так вот представь себе что мы ограничитель сняли, подбросили в мышцу креатинфосфат. И пускай все топливо в мышцах сгорит за десять минут, зато результат достойный. — А потом что? — спросил Стендаль. — Ведь природа жестоко наказывает тех, кто пренебрегает ее законами. — Смотри, как правильно рассуждает! — обрадовался Терентий. — А ты не злоупотребляй, — сказал Артур Иванович. — Сделал свое дело, сразу в постельку, прими компенсацию и следуй режиму. Что же это за изобретение, если во вред человеку? И пока мы не изобретем способа быстро в человеке потерянную энергию восстанавливать, мы наше средство в народ не пустим, не опасайся. — А когда опыты закончите? — спросил Стендаль деловито. Ему уже виделась статья, которая прославит его в журналистском мире. — Не спеши. Может, еще год работать будем. А то получится опасное для окружающих баловство. — Как жаль, что я не взял фотоаппарат! — Еще успеешь. Стендаль не слушал. Он уже представлял себе, какие возможности откроются перед человеком. Ведь если в мозгу у человека тоже есть мышцы, можно будет за минуту придумать то, над чем бьешься месяцами, и впустую. Правда, эту мысль он высказывать вслух не стал, потому что не был уверен: есть ли в мозгу мускулы. — И когда, вы думаете, можно будет об этих опытах написать? — В конце лета приедешь, поговорим. А что, про мех и страусов для газеты не подойдет? Стендалю даже стыдно стало, словно он опорочил другие, тоже важные открытия. — Я и не думал так. Я обязательно напишу о ваших замечательных достижениях. Но проблема мышечного ограничителя настолько захватила воображение журналиста, что он с трудом мог думать о чем-либо ином.
* * *
Автобус приехал в Гусляр в двенадцатом часу ночи. Он остановился на площади, и немногочисленные пассажиры вышли на скрипучий снег. Стендаль поежился от крепкого морозца, поднял воротник и поспешил домой. Славный выдался день. День больших открытий и встреч с интересными людьми. Пройдет месяц, может, два, Зайки пришлют, как договорились, условленную телеграмму, и Стендаль сразу опубликует в газете статью об антиограничителе. Первым из всех журналистов миро. Таковы преимущества дружбы с великими изобретателями. А пока надо создать очерк о домашнем хозяйстве лесников... И там будет светлый образ отважной и работящей Клавы, такой простой и такой привлекательной женщины...