Розовое солнце заходило за синие холмы. В двух шагах передо мной на розовом, как солнце, песке плясали зеленые Треугольники, высоко выбрасывая вперед тонкие паучьи ножки. Вчера они были фиолетовые, эти Треугольники, позавчера блекло-фисташковые, два дня назад... Подождите, какими они были два дня назад? Впрочем, нет! Треугольники в тот день не приходили. Притащилось семейство Пятиугольников, такого же роста, с такими же паучьими ножками. Нет, опять забываю... Ног у тех было побольше. По три нижние конечности на брата... Треугольные существа все; время кричат... Ругают? Восхваляют? Проклинают? Завидуют? Зовут? Преклоняются? Угрожают?.. Никто из нас их не понимает... Но как они кричат!.. Под шлемом скафандра их вопли сливаются в сплошной визг... Наверное, они издают даже ультразвуки. Ультразвук?.. Это идея! Надо записать визг аппаратом, чувствительным к ультразвуку. Кажется, у нас есть такой. И потом попробовать расшифровать. Замолкли бы... хоть на минуту... Невозможно сосредоточиться...

— Лист, — сказал главный. — Печатный лист. Сорок тысяч знаков, и ни единой запятой сверх того.
— Но я пишу роман, — сопротивлялся я. — В романе проблемы, характеры, конфликты. Характеры развиваются, конфликты переплетаются. Еще научная идея, ее тоже надо объяснить.
Редактор снисходительно положил мне руку на плечо.
— Георгий ты отстал от жизни. Нашему читателю не нужны объяснения. Он грамотный, он подкован технически, он мыслит Фантастику вообще, читает по диагонали, ловит намеки на лету, детали сам дорисует довоображает.
— Довоображает?
— Безусловно
— Хорошо. Тогда я изложу замысел, а читатель представит себе роман. Договорились? Пробуем?
Главный закашлялся:
— Ну чем мы рискуем, собственно говоря? — сказал он — Мы экспериментальный журнал.
Итак, пробуем. Рискуем. «Диагональные» поддерживайте!

Звездолет стартовал давно. Его окружали непроглядные туманности, «черные дыры» раскрывали навстречу свои объятия, светлые звездные скопления подмигивали таинственными огнями. Утомленный металл потемнел, его поверхность стала шершавой от ударов бесчисленных метеорных частиц. И казалось, что ничто не изменит курс корабля, казалось до того самого момента, когда взрыв горючего хотя и не уничтожил его, но сделал беспомощной игрушкой гравитационных полей.

Едва ли другая научная теория порождала когда-либо такой страстный взрыв несогласия, недоумения и одновременно такую горячую защиту, как «одноэлектронная теория сознания» Игоря Глухарева. Она по сей день остается крайне спорной. Возможно, движение научной мысли в конце концов отвергнет ее, но и тогда вопросы, поднятые этой гипотезой, не утратят своего значения
Кроме того, за век, прошедший с ее возникновения, теория стала негласным тестом на творческие способности. Верующие в нее (трудно назвать иначе людей, абсолютно незнакомых с теорией сознания и тем не менее яростных сторонников Глухарева) обычно оказывались авторами наиболее смелых и плодотворных идей в своей области науки.
Факты, легшие в ее основу, давно уже были известны. Однако, чтобы им воплотиться в столь парадоксальное предложение, потребовалась вся наглядность тех странных обстоятельств, которые сопровождали пребывание звездолетчиков на Странствующей планете.

Первый фантастический рассказ Героя Советского Союза, летчика-космонавта СССР Юрия Николаевича ГЛАЗКОВА был опубликован в журнале «Техника молодёжи» № 11 за 1982 год. Еще один рассказ космонавта появился в ноябре 1984 года в «Литературной газете». Предлагаем вашему вниманию еще один научно-фантастический рассказ Ю. ГЛАЗКОВА.