А вот сознайтесь все же, сознайтесь, что немногие из вас совершали рейсы дальнего радиуса действия. Должен доложить: нет ничего скучнее этого занятия. Не могу сказать, чтоб тоска так уж сразу после вылета охватывала, нет, первую пару сотен световых лет даже интересно. Смотришь в иллюминатор, созвездия мелькают — одно, другое, третье, а ты в центре, и будто все они вокруг тебя вертятся. Картина! Ну, а потом надоедает. Деваться некуда, говорить не с кем. Даже и хорошо, что один, потому что вдвоем столько лет вместе трудно. Обязательно разногласия по пустякам возникнут. Ну, поставишь корабль на заданный курс, погрузишься в анабиоз, поспишь пару сотен лет, проснешься — опять то же самое. И как-то мне однажды невтерпеж стало. Решил я опуститься на первую попавшуюся планету. Пожить там немного — месяц- другой, — водички минеральной попить, мясца свеженького покусать, по травке погулять, горным воздухом подышать, с жителями покалякать, мнениями обменяться. В общем отдохнуть. Лететь мне еще было далеко — вез я груз замороженных свежих деревьев для посадки на планете, что расположена на самом краю обитаемой вселенной. Ну вот, свернул я в сторону от основного маршрута, добрался до созвёздия Водолея, выбрал звезду не очень сильной яркости — вроде нашего Солнца, — нашел несколько планет, что вокруг нее крутятся; думаю: на какую же опуститься? Сами знаете: ошибиться в таком деле нельзя. Посадка, а потом взлет столько энергии заберут, что потом и до цели не доберешься. Но как выбрать подходящее небесное тело? Их там сто пятьдесят крутится. И тут я до одной вещи додумался, которая потом во все учебники звездоплавания вошла. Проверить все планеты на магнитное поле и на ту садиться, где оно есть. А ход мыслей у меня был такой: на Земле ведь сперва ничего не было, кроме земного магнетизма, однако какое-то время спустя все появилось. А когда именно? А с тех именно пор, как компас изобрели. Сразу навигация появилась, мореплавание развиваться начало, там, глядишь, науки и ремесла, высшая математика, паровозы и пароходы двинулись, самолеты и ракеты — так и до звездолетов дело дошло. ^Значит, есть магнетизм — есть техническая цивилизация, есть живые, культурные люди, с которыми и время провести приятно. Так я рассудил. И жизнь подтвердила: совершенно правильно. Летаю я, летаю вокруг этих планет, что творится — вообразить страшно. У одной вулканы всю твердь в клочья рвут; на другой динозавры от потопа спасаются; на третьей какие-то радиоактивные мутанты друг за другом охотятся. И вдруг смотрю — вот оно! Сухая, твердая планета, а магнетизм в сто раз больше, чем земной. Человеку вроде бы не опасен, решил приземляться. Так и сделал. Смотрю: планета прекрасная, зеленая, ручеек журчит снеговые горы вдали виднеются. Курорт! А рядом с полем, где звездолет мой встал, шоссе проходит. И только я вылез — смотрю, сворачивает ко мне какой-то самоходный экипаж. Остановился, вылезает оттуда вроде бы человек — только одна нога, а голова как абажур у настольной лампы. Подходит ко мне без всякого страха, представляется, называется другом. Узнал, кто я и откуда, пригласил к себе. Поехали. Смотрю я и удивляюсь — в машине его ни мотора, ни колес. «Как же ты едешь?» — спрашиваю. «По магнитным силовым линиям, — говорит. — Используем в самых широких масштабах планетный магнетизм». «Вот это да, — думаю. — А мы-то совсем не тем путем шли, нефть для чего-то бросились добывать, уголь». Наконец приезжаем. Отличный дом из железа. Забора нет, вместо него силовое поле магнитное. Дальше — больше. В доме плита, еду на ней готовят. Но ни огня, ни спиралек не видать. Ни атомной горелки, ни нуклонно-водородного комбайна. «Магнетизм?» — говорю. «Он самый, — отвечает. — Эта сила у нас на все идет. Экипажи двигать, металл добывать и обрабатывать, дома сооружать, отапливать, освещать и все такое прочее. Ну буквально используем повсюду. Нет такого дела, где бы магнетизм не применяли. Высочайшей культуры на этом источнике энергии добились». — «Да, — вздыхаю, — а мы-то дураки. То же самое имели, а совсем не туда повернули. Сколько сил лишних угробили. Но позволь, однако, что же, у вас каждый имеет право распоряжаться планетным магнетизмом? Так сказать, брать для собственных нужд?» — «Нет, — говорит, — совсем наоборот, не каждый. Вообще-то магнетизм распределяться должен в централизованном порядке, но так как он есть везде и всюду, то проконтролировать, кто сколько берет, практически невозможно. Есть, конечно, служба контроля, штрафовать за незаконное использование магнетизма должна, но ведь и там живые люди работают. Да вот хочешь, я тебе покажу». Вышли мы с ним во двор, подошли к колодцу. Обычное, между прочим, сооружение, с краями из металлопластика, с мощным воротом. И привод моторный. Нажал он на кнопку, ворот стал разматываться, цепь загремела, бадья вниз поехала. Глубоко, километра на полтора. «Ближе, — говорит, — уже не осталось, все выбрали». Потом бадья наверх поехала. Подхватил он ее. «Что ж, — говорю, — пустая была, пустая и вернулась». Улыбнулся он. «Это, — говорит, — тебе только кажется, потому что нет органа, воспринимающего магнетизм. А у нас такой орган есть — ноготь большого пальца ноги». И тут только понял я, почему он так странно одет: отличный костюм, галстучек, две пары очков — одни темные, другие светлые — у них ведь четыре глаза. А нога босая. «Так вот, — продолжает, — заверяю тебя, полна, с краями». И выплеснул ее в бак магнитомотора. «На неделю, — говорит, — хватит». А ноготь на ноге громадный. Одаренная, видать, личность. Пожил я в их краях, отдохнул телом и душой, со многими познакомился. Все без исключения очень приятные люди. Интеллигентные, культурные. Сколько я там об искусстве да литературе говорил! Как никогда в жизни. Музыку слушал. Ну ладно. Чувствую я, сил набрался, пора путь продолжать. Другу своему, что первым меня встретил, говорю на прощанье. «Слушай, — говорю, — очень мне нравится, как ваша цивилизация развилась. Хочу на Земле то же самое предложить. Научи, как это вы магнетизм для всех целей используете. Сейчас не надо, я только полдороги проехал, забуду еще, а на обратном пути к вам загляну, вот тогда ты меня и проинструктируешь». — «Разумеется, — отвечает, — обязательно. Когда намереваешься быть?» — «Лет через пятьсот», — говорю. «Ну вот, — заявляет, — попрошу меня усыпить в Магнитном поле, а за годик до твоего прибытия разбудить. Я тебе тогда все материалы подготовлю. Мы над этим делом работаем десять тысяч лет, библиотека, где все материалы по использованию магнетизма содержатся, занимает сто восемьдесят семь пятисотэтажных корпусов. Так я все книги, что в них хранятся, на одну маленькую карточку сниму и тебе отдам. Чтоб звездолет не перегружать. А пока прими от меня скромное подношение на дорогу. Мы ведь магнитную энергию аккумулировать умеем — так вот тебе пять бочек магнитных силовых линий. Я как раз на днях к колодцу насос поставил». — «Помилуй, — говорю, — царский подарок». — «Да что ты, — отвечает, — пустяки». — «Но ведь вам запрещают магнетизм самостоятельно добывать, это, как я понял, считается воровством и расхитительством». — «Ничего, у нас зато сознательность очень высоко развита. Неудобным считается делать людям замечания по мелочам. На всех хватит». Взял я эти пять бочек и улетел. И так они мне пригодились, что словами выразить невозможно. Сквозь метеоритный дождь с их помощью прорвался, от пылевидных чудовищ отбился, притяжение белого карлика преодолел. Да, часто вспоминал я друга своего. Выручил он меня, прямо надо сказать, как мало кто. Ну, доставил свой груз куда надо было, посадили деревья, подождал я в качестве гарантийного представителя, пока в пустыне дубы зашумят могучей кроной. Дождался хлорофилла. Теперь и назад можно. Снова созвездие Водолея, та же звезда, те же планеты. Начинаю ориентироваться. Ничего не выходит. Но я-то не помню, на какую из ста пятидесяти в тот раз садился, внешне они все одинаковые. А индикатор молчит. Нет магнитного поля ни у одной планеты. Что же делать-то, а? Напряг я память, кое-как, по отдельным приметам вспомнил, повторил маневр, снова опустился на ту же поляну. И вижу я: что-то изменилось. Дорога рядом проходила, так в тот раз вся была забита машинами, а теперь хоть бы одна показалась. Пустота, тишина, безлюдье. Вышел я на дорогу — смотрю: вся потрескалась, насыпи обвалились, кюветы мусором засыпаны. Что же такое здесь произошло? Спросить даже не у кого. И вдруг фигура показалась какая-то. Приблизился, гляжу: да это ж мой друг ненаглядный на одной ноге ковыляет. Обнялись мы, расцеловались. «В чем дело, — говорю, — не узнаю. Куда былое великолепие подевалось?» Припал он ко мне на грудь и горько-горько зарыдал. «Нету, — говорит, — ничего, все в прошлом, а нынешнее поколение и представить себе не может, как оно все было. Не берегли мы наше величайшее природное богатство — магнетизм, черпали кто сколько мог и все вычерпали. Нет у нас сейчас ни техники, ни культуры. Дома дровами топим, а это мы не любим. Кое-как учимся нефть добывать. Да что толку? Корабли не ходят, самолеты не летают, потому что компас бездействует. А другого навигационного средства мы пока еще не изобрели». Вздохнул я. «Да, — говорю, — сочувствую, а вот то, что ты мне обещал тогда, — всю библиотеку на маленькую карточку переснять, — это выполнено? Может быть, мы, так сказать, учтем ваши недостатки?» — «Нету, — отвечает, — никакой библиотеки. Я как восстал после пятисотлетнего сна да как узнал, до чего родную планету довели, пошел и подорвал все сто восемьдесят семь библиотечных зданий. Полбочки аккумулированного магнетизма оставалось у меня — закопал перед усыплением — вот я ее на это дело и использовал». — «Ну, это ты погорячился, — говорю, — надо было дружными усилиями на добычу угля переключаться». — «Ждать, — говорит, — не мог, боялся я, что библиотека к вам попадет, и вы тем же путем пойдете. А мне ваша цивилизация дорога, потому что она верного друга подарила». И зарыдал еще громче. Слезы из всех четырех глаз ручьем хлещут. А у них слезы опасные — смесь серной и соляной кислот. Того и гляди костюм мой прожгут. Я его глажу, успокаиваю, а сам отстраняюсь потихоньку. Сказать-то, чтоб не ревел, нельзя: в лучших чувствах оскорбишь человека. «Послушай, — говорит, — я ведь тебе пять бочек магнитных силовых линий в свое время подарил. Так вот, хоть одной не осталось ли? Меня за подрыв библиотеки в тюрьму посадить должны, а я откупиться хочу». — «Нет, — говорю, — Друг мой сердечный, нет ни бочки, ни даже полбочки, ничего не оставил. Не знал я, что так выйдет, и сам транжирил магнетизм направо и налево». Попрощались мы с грустью, и улетел я. — Пилот корабля ПГД-Х (А), — раздался голос из динамика. — Зайдите в диспетчерскую отметить путевой лист. Погрузка вашего корабля закончена. Рассказчик вскочил с места и бросился к дверям. Кто-то заглянул через его плечо в путевые документы. — Ха, — воскликнул любопытный, — а это-то зачем? Пятьсот тысяч маленьких магнитиков! — А вы думали как? — Пилот корабля ПГД-Х(А) на миг остановился в дверях. — Неужели я друга в беде брошу? И с этими словами он исчез.
